[Spartacus]

Я заранее извиняюсь, что пишу это с другого логина, мне, честно говоря, очень стыдно выкладывать это от своего ника. Вроде, кто-то тут хотел почитать что-то подобное, я решила не дожидаться феста однострочников.

Название: Рандеву под луной
Автор: я
Категория: слэш
Жанр: а хрен его знает
Рейтинг: NC-17
Размер: 1491
Дисклеймер: никого из персонажей не имею
Примечание: События сериала могут быть подтасованы. Если слог недостаточно литературен - извините. Если автор-таки пустился в сопли *чего он больше всего боялся* - извините.


«Какой же я болван. И кто вообще дергал меня за язык? Что изменили мои слова? Да ничего. Только испортили отношения между нами. Я, наверное, никогда не прощу себя за это. И он не простит, и правильно сделает.»
Агрон уже который час ворочался на полу камеры в попытках уснуть. Мысли неслись сквозь его воспаленный мозг, словно стрелы, выпущенные из лука искусного воина, сменялись другими, возвращались снова. Но одна мысль заглушала остальные: он сделал непростительною глупость, он посмел дерзить единственному человеку, который у него остался в этом мире, где каждый выживает как может и где каждый сам за себя, - собственному брату.
«Ты больше не достоин называться моим братом». Он в двухтысячный раз прокручивал в голове эту сцену, и сейчас произнесенные слова долбили по мозгам, как никогда. А главное, за что? За то, что Дурон сдался под натиском этого чертового галла! Агрону сейчас очень хотелось прирезать Крикса, хотя бы за одно его существование. А еще больше – себя, за то, что позволил себе неосторожные слова.
Шел второй месяц их пребывания в доме Батиата. Раньше арена казалась недостижимой мечтой, сейчас славные победы приближались с каждым днем. Или поражения. Он больше всего хотел защитить любимого брата от поражений, а значит, себя – от потерь. Чертов эгоист, никого на свете не любит, кроме себя.

С такими мыслями Агрон встретил рассвет.

***

Агрон был не единственным в доме Батиата, кто в ту ночь терзался бессонницей. Его родной брат Дурон, которого он так сильно обидел своими словами, тоже не мог уснуть. Он ворочался с боку на бок в соседней камере, вспоминая события последних дней. И то, как он в сердцах вспылил: «У Агрона нет ни жены, ни детей!» Ну зачем, зачем он ляпнул? Ведь никому не нужно об этом знать, ни к чему. Еще не дай боги заподозрят что-то. Что ж делать?.. Агрон никогда не простит ему, если вдруг кому-то станет известно. А если Агрон не простит – то зачем ему, Дурону, его никчемная жизнь? Он будет и дальше страдать от ударов Крикса, получать по спине ногами, и когда-нибудь погибнет на арене. И не мучиться оттого, что Агрон больше не считает его братом. Даже то, что сказал Агрон в его адрес, уже не имеет значения по сравнению с его собственными словами.
Дурон знал о том, что брат питает слабость к мужчинам. Да, у Агрона были и женщины, но они исчезали так же мимолетно, как и появлялись. А еще у Агрона были хозяева, которые не преминули от случая к случаю его поиметь. Но что Агрон никогда в своей жизни не испытывал, - это нежность другого человека по отношению к нему, привязанность, когда кажется, что готов отдать за того человека все-все-все на свете, даже собственную жизнь, мысли и страдания.

***

Прошло три дня. Братья не разговаривали, держались обособленно, лишь бросали друг на друга многозначительные взгляды, которые сразу спешили отводить, как только они встречались ненароком. На третью ночь, полную терзаний и душевных мук, Агрон решил положить конец страданиям. Он поднялся с каменного пола, открыл дверь клетки и направился к камере Дурона. Ровно 10 шагов – за это время он мог использовать последний шанс собрать мысли в порядок и в трехсотый раз подумать, что же он скажет брату. Пути к отступлению не было.
На удивление, Дурона в камере не оказалось. В коридоре было темно, охранники давно погасили факелы. Сквозь тьму Агрон мог различить силуэты спящих гладиаторов, но Дурона среди них не было. Германец пару раз прошелся по коридору туда-сюда, понял, что ничего не выйдет, и решил вернуться обратно. Но вдруг он заметил открытую дверь, ведущую на тренировочную площадку, и поспешил выйти.
Полная луна бросала неловкий свет на площадку. В мрачной пустоте столбы для тренировки выглядели угрожающе. У подножия лудуса мирным сном спала Капуя. Агрон огляделся, в раздумьях, что делать дальше, как вдруг увидел Дурона, сидящего возле стены, обнаженной спиной прислонившись к холодному камню.
- Дурон, - неслышно сорвалось с его уст. Дурон повернулся в сторону, откуда был слышен голос, и на залитом лунным светом лице не отразилось ни удивление, ни раздражение, - словно германец специально ждал брата, зная, что тот придет. Словно сами боги благословили это рандеву под луной.
Агрон подошел и присел рядом. И вдруг он с удивлением понял, что совсем не умеет говорить слова извинений. Ему всегда казалось, что он прав, даже когда он объективно был не прав. Когда он набивал морды галлам, просто потому, что у него на тот момент было плохое настроение, он не испытывал и жалкой тени чувства вины. А сейчас он понимал, что виноват, но не мог подобрать нужных слов.
Агрон придвинулся поближе и посмотрел Дурону в глаза.
- Помнишь, брат, когда нашу семью угоняли в рабство, ты еще совсем маленький был. Я помню момент расставания с матерью, помню ее глаза, полные слез, ее руки, обращенные к нам. Тогда я поклялся, что буду защищать тебя, даже ценой своей жизни. А сейчас я впервые не сдержал клятвы. Если боги отвернутся от меня, это будет мне высшим наказанием.
Дурон приобнял брата и поцеловал в плечо.
- Не вини себя, ведь я на тебя совсем не злюсь.
С этими словами Дурон нежно провел ладонью по спине брата. Он всегда знал, насколько дорог ему этот человек, но сейчас он хотел ему показать, как сильно любит его, и что дороже него у Дурона никого нет. А также то, что Дурон – единственный, кто когда-либо будет его так сильно любить.
Пальцы коснулись нежной кожи Агрона, губы покрывали спину мелкими поцелуями.

«Я буду стараться ради тебя, я стану сильнее галла, я убью их всех на арене. Ради тебя, брат.»

Агрон не знал, как ответить на нежность брата. Еще никогда он не чувствовал себя настолько виноватым! Он повернулся к Дурону и жадно впился губами в его губы, словно прося прощения. Настойчивый язык дразнил рот брата, зубы покусывали нежные губы Дурона. Дыхание братьев участилось, биение двух сердец слилось в один ритмичный такт, и все, чего они желали, - это обладание друг другом, прямо здесь и прямо сейчас.
Губы Агрона оторвались от губ брата и скользнули вниз по груди. В голове мелькнулa ревностная мысль: касался ли кто-нибудь Дурона там, где сейчас прикоснется Агрон? Но потом германец отбросил эту мысль: прошлое уже не имеет никакого значения, важно лишь настоящее и будущее, где больше нет Агрона и Дурона по отдельности, есть лишь «МЫ», вытатуированное на поверхности их разума.
Под учащенное дыхание Дурона Агрон снял его сублигарию и подивился достоинству брата, которое видел так часто и которым так давно желал обладать. Губы коснулись уже порядком затвердевшей плоти, язык заскользил вверх-вниз. Дурон застонал, стоны раздались эхом в мертвой тишине лудуса.

«Я давно простил тебя брат. Ты – моя радость, мое сердце, теперь мне есть ради кого жить и ради кого побеждать.»

Губы Агрона двигались все чаще и чаще, стоны Дурона становились все громче. Агрон едва мог сдерживать собственную страсть, которая накопилась за эти дни и которую так жаждал выплеснуть. Он оторвался от члена брата и смочил палец слюной, зател осторожно ввел его внутрь Дурона, не переставая стимулировать его пенис. Дурон подался всем телом, по телу пробежала дрожь, и стон превратился в крик. В исступлении он умолял брата довести его до конца.
- Успокойся, братишка, - ласково произнес Агрон. – Ты еще не знал моей страсти.
С этими словами он освободился от мешавшей ему одежды, раздвинул ягодицы Дурона и осторожно вошел в него, боясь повредить. Он уже обладал не одним десятком мужчин таким образом, но еще никогда он не беспокоился о том, что партнеру может быть больно. Во всех без исключения случаях он думал только о собственном удовольствии. Сейчас все было совсем по-другому: в его руках был самый дорогой ему человек, и он не простит себе, если еще раз причинит ему боль.
Агрон двигался осторожно, не решаясь ускорить темп. Дурон приподнял голову и посмотрел Агрону в глаза проникновенным взглядом, в котором читались и страсть, и нетерпение, и настойчивость. Агрон еще не знал его таким и, сказать по правде, не мог себе представить, на что способен брат в порыве желания. Словно угадав его мысли, Дурон силой притянул его к себе:
- Двигайся быстро-быстро, и не останавливайся. А не то я оттрахаю тебя так, как хочу, чтобы ты оттрахал меня.
И Агрон дал волю своему внутреннему вулкану.
Он двигался в ритмичном темпе, стоны сливались в один, тела стали одним целым. В этот момент Дурону показалось, что, наверное, у них действительно одна душа на двоих, ведь Агрон безошибочно угадывал его желания и дарил ему то, что он сильнее всего жаждал, а Дурон отвечал ему взаимностью. Их тела приближались к заверному пику, лава поднималась все выше и выше и готова была извергнуться, уничтожая все на своем пути.
И лишь луна была безмолвным свидетелем их безумной страсти на песке лудуса. Они, такие разные, и такие одинаковые, словно инь и ян, в бешеном ритме то приближались друг к другу, то удалялись, чтобы сблизиться снова.
Наконец, Агрон с громким стоном изверг семя внутрь брата, почувствовав, что тот тоже достиг желанной разрядки. Они лежали рядом, обнявшись, учащенно дыша в унисон. Одно дыхание на двоих. Одна душа. Одни мысли. Они, которые никому не были нужны на этом свете, кроме друг друга, были сейчас одним целым.
И каждый из них думал о том, что у них еще столько всего впереди: взлеты, радостные события, славные победы на арене. Несомненно, ради этого стоит жить.