[Spartacus]

Название: Внешность обманчива
Автор: bloodsoakedleather
Ссылка оригинал: Appearance Deceives
Переводчик: Ската
Категория: слэш
Жанр: ПВП
Пейринг / Герои: Агрон/Назир
Рейтинг: НЦ-17
Размер: ~2030
Дисклеймер: всё не наше
Разрешение на перевод получено.

От автора: я не владею правами на шоу, иначе оно называлось бы Агрон и Назир, а не Спартакус. Всё шутки ради.

______

Хриплый смех заполнил внутренний двор; Агрон с германцами праздновали освобождение. Этот смех согревал Назиру сердце — Агрон вновь обрёл своих братьев, своих земляков. Сам Назир давно смирился с тем, что больше не услышит родной речи, последний раз он слышал её так давно, что теперь едва ли бы узнал. Как, должно быть, рад Агрон снова говорить на родном языке — и слышать его же в ответ.
Однако к радости за друга примешивалось и другое, незнакомое чувство. Невия подсказала ему.
— А ты ревнуешь, Назир, — она лукаво улыбнулась, остановившись рядом с ним, в тени; изогнув бровь, поглядела на вновь прибывших: — Они уводят его из твоих объятий, и тебе это не по нраву. Не бойся, он вернётся к тебе до темноты. Только богам под силу удержать его вдали от тебя.
И, вновь улыбнувшись ему, она ушла.
Поразмыслив, Назир признал: Невия права, он в самом деле ревновал. Но пусть ему и не нравилось это новое чувство, пусть оно не давало покоя, он не станет отрывать Агрона от соплеменников. Не будет настолько себялюбив. Украдкой наблюдая за германцем, он дождётся ночи — и тогда его любовник, устав от шумной компании, сам устремится к нему.

* * *

— Брат, за тобой следят, — один из германцев подтолкнул Агрона локтем, — следят голодными глазами.
Агрон обернулся и не был удивлён.
— Назир, — пояснил он. На таком расстоянии нельзя было разглядеть, но гладиатор знал наверняка: щёки сирийца вспыхнули, когда тот понял, что замечен. Агрон улыбнулся этой мысли.
И широко ухмыльнувшись, повернулся к германцам:
— Красивый, да?
— Как и всякая девчонка, что я видел, — хохотнули ему.
— Вот только зуб даю, эта задница уже щели любой девки!
Смех грянул ещё громче. Оставив фразу без ответа, Агрон заметил:
— Пусть лучше он не слышит, как его равняют с женщиной — иначе возьмётся за меч и докажет обратное.
Германец повёл широкими плечами:
— Я должен считаться с каким-то мальчишкой? Я управляюсь с ним одной левой.
— Едва ли, брат, — отозвался Агрон. — На деле он злющий, и куда сильнее, чем кажется. К тому же, если ты оставишь на нём хоть царапину, я тебя побью, — Агрон рассмеялся, но в его словах была доля правды. Это не укрылось от германцев.
Кто-то спросил:
— Так он твой? Парень принадлежит тебе?
Агрон встряхнул головой:
— Мы теперь свободны, и никто никому не принадлежит. Мы просто выбрали друг друга.
— И ты ему верен? — усомнился германец.
— Он единственный, кто волнует меня, — Агрон снова бросил взгляд в сторону Назира и облизнул губы. — А сейчас прошу простить… — гладиатор поднялся, — но все эти разговоры о нём слишком увлекли меня.
— Да встало у него.
Агрон и не отрицал:
— Точно, — он усмехнулся, — и я знаю только один способ удовлетворить эту потребность — в объятиях того, кто её вызвал. Доброй вам ночи, а я направляюсь в постель — и в более тесную компанию.
— Ха-ха, сдаётся мне, утром милашке Назиру сидеть будет не так-то просто. Чую, он ещё долгое время будет хромать.
Под взрыв похабного гогота кто-то похлопал Агрона по спине, но тот только качнул головой, рассмеявшись:
— Увы, милашка Назир до сих пор не отошёл от раны, которая едва не стоила ему жизни. Так что занятия подобного рода отложены до полного исцеления. А пока мы удовлетворяем друг друга, поменявшись ролями. Вполне удачный расклад.
Германцы переглянулись, вновь посмотрели на Агрона — и дружно заржали в голос.
Посмеявшись вместе с ними, Агрон развернулся уходить.
— Счастливо, брат, — захохотали ему вдогонку. — Ты уж не ори там слишком громко, не буди нас.
— Не могу обещать, — отозвался Агрон, — это не в моей власти.

* * *

До Назира ещё долетал хриплый хохот, когда Агрон подошёл к нему и потянул в укромное место. Сирийцу хотелось узнать, что стало причиной тому смеху, но задать вопрос он не успел — едва очутившись в комнатушке, служившей им спальней, его прижали к стене. И удивлённый вздох потонул в жадном поцелуе.
Губы Агрона были настойчивы, язык требовал большего — и Назир весь ушёл в поцелуй, будто они не целовались уже несколько дней, даже месяцев, а не каких-то пару часов.
— Я… скучал по тебе, — тихо выдохнул он, когда отчаянное желание сменилось чем-то более медленным, но не менее чувственным.
— Я всё время был здесь.
— Но не в моих объятиях.
Агрон рассмеялся, не ожидав, что Назира так расстроит его отсутствие:
— Всего час-другой.
— Кажется, много дольше, когда жаждешь и ждёшь.
— Но ведь так единение ещё слаще?
Сложно было не согласиться.
— Должно быть, — нехотя признал Назир. Никогда ещё Агрон не хотел его так сильно, как сейчас, глядя, как Назир, насупившись, отводит глаза. Разве что когда щёки того горели румянцем, тело покрывал пот, а сам сириец тонул в удовольствии. — Но ожидание от этого не меньшая пытка.
— Согласен. Не стану отрицать, я был рад снова говорить на родном языке, о земле, которая когда-то была моим домом, но теперь мой дом рядом с тобой. Даже в обществе вновь обретённых братьев я недолго продержусь без тебя.
— Рад это слышать, — улыбнулся Назир, и на смену мрачным мыслями вернулось недавнее любопытство. — А теперь расскажи, над чем вы так хохотали?
— Ерунда. Пара заблуждений, я их развеял, вот и всё.
Но Назир заметил огонёк в глазах Агрона: тот что-то недоговаривал.
— Заблуждения? Какого рода?
— Очень личного, — усмехнулся Агрон. — Скажем так, я не стал скрывать, что хочу тебя, и, когда уходил, никто не сомневался: я иду разделить с тобой постель. Возникла мысль, что завтра тебе будет трудно сидеть и ходить.
— О, — осознав смысл слов, Назир медленно кивнул. Теперь в его собственных глазах мелькнул лукавый огонёк; сириец усмехнулся: — И ты им ответил?..
— Что пока ты ранен, подобные занятия подождут, — Агрон склонился к нему, губами коснувшись уха; его шёпот вызвал в юноше мелкую дрожь. — Я сказал им, что скоро, задыхающийся и обнажённый, ты будешь извиваться подо мной от удовольствия, вцепляться сильней, и умолять, и сорванным голосом кричать моё имя, когда я доведу тебя до развязки.
Назир неосознанно застонал. Он ждал этого, мечтал об этом, но сейчас слова, сказанные с таким вожделением, взбудоражили всё его существо. Всё в Агроне возбуждало его.
— А ещё я сказал, — продолжал германец, — что до тех пор ты будешь брать меня, а не я.
Глаза сирийца стали ещё темней от желания. Агрон не только позволял брать его тело, не только наслаждался этим, и если не ошибался Назир, наслаждался сполна, но и не стыдился в этом признаться. Затвердевшая плоть напряглась ещё больше, почти до боли, но Назир не спешил унять её, слишком сладостной та была.
— И тебя это не заботит? Зная это, тебя не перестанут считать мужчиной? — Назир и сам понимал, что Агрону плевать, и едва ли была причина сомневаться в германце, но всё же задал вопрос — только потому, что ему хотелось услышать ответ.
— С чего бы? — отозвался Агрон. — С чего бы вдруг им не считать меня мужчиной — из-за того, что именно доставляет мне удовольствие? — влажный язык скользнул меж дразнящими губами, коснулся точки за ухом, кожу обдало жаром. Кончики пальцев очертили круг на груди: — К тому же, — пальцы спустились к животу, — только настоящий мужчина, — пробрались за пояс и грубо схватили напряжённую плоть, — сможет выдержать удар таким оружием, не заорав.
Их глаза встретились, и встретились языки и губы, и поцелуй был жёстким, даже злым, он выдавал нетерпение, беспросветное желание брать и отдаваться.
— Идём, — выдохнул Агрон, увлекая Назира за собой, — эти разговоры слишком распалили меня, и только твои прикосновения могут унять это пламя.
Они принялись спешно избавляться от одежды, теперь мешавшей, не дававшей почувствовать плотью плоть, и остались обнажёнными ещё до того, как добрались до постели.
Агрон лёг и потянул Назира на себя, заскользил ладонями по плечам, по спине и вниз, притянул ещё ближе, огладил бёдра. Оба застонали, сдерживаясь, стараясь не толкнуться вперёд. Ни один не хотел кончить рано, и оба чувствовали, пробудь они так чуть дольше, член будет тереться о член и развязка окажется скорой.
— Ближе, — потребовал Агрон, указывая, куда должен сесть Назир.
— Хочешь попробовать? — сириец разместился на широких плечах германца.
— Хочу, чтобы ты гладко вошёл в меня. Я, конечно, мужик, но даже я отказываюсь принять его насухо, — жёсткой подушечкой пальца он прошёлся по всей длине плоти, вызвав глухой, низкий рык, а затем подмигнул, — и ещё я хочу попробовать.
Приподнявшись, он слизнув каплю влаги с головки, а затем забрал член целиком. Назир зажмурился и, запрокинув голову, отдался во власть ощущениям. Рот Агрона был влажным, горячим, язык развратным. Он кружил и охватывал, изучал и дразнил. Иногда язык замирал, и тогда губы Агрона спускались по члену, всё ниже и ниже, пока не принимали его до конца, а затем вновь отпускали, чтобы схватить глоток воздуха.
— Истинно, боги наградили тебя даром не только к сражениям, — бормотал Назир между жаркими стонами, — если ты не остановишься, боюсь, я кончу слишком быстро. А я отказываюсь, до тех пор, пока не увижу тебя на коленях, умоляющим о своей развязке.
Агрон застонал вокруг чужой плоти, вызвав дрожь во всём теле сирийца, и с некоторым сожалением, скрашенным обещанием будущих ласк, отпустил его.
— Так давай же, не то я сам скоро кончу.
Назир сместился назад, позволяя германцу перевернуться, и, удерживая за бёдра, потянул на себя, заставив встать на колени. И на мгновение замер — залюбовавшись обнажённым, прекрасно сложенным телом, чуть поднятым ему навстречу. Назир потянулся и медленно, мягко прошёлся пальцем вдоль впадины между бёдер.
Агрон зарычал:
— Не дразни, Назир. Давай уже, пока я не умер от ожидания.
Назир усмехнулся нетерпению любовника. Направляя себя рукой, он прижался головкой к открытому телу Агрона, но не толкнулся вперёд. Он ждал новых просьб.
— Проклятый сириец. Хочешь, чтобы я умолял, хотя уже и сам едва сдерживаешься?
— Возможно.
Агрон застонал.
— Ну же, Назир. И не осторожничай, я не нежная девственница.
Назир подчинился. Его терпение и так было на исходе, он хотел Агрона не меньше, чем тот его. Он прижал ладонь к пояснице любовника, чтобы не потерять равновесия, и рывком вошёл в него до упора.
Откинув голову, Агрон вскрикнул, но не от боли. Это был дикий, первобытный звериный рык. Долгий, гортанный, глубокий — рёв самца; он говорил о наслаждении, слишком сильном для слов. Это распалило сирийца. Он почти до конца вышел и толкнулся опять, на этот раз жёстче. И снова вскрик — ещё громче, сильнее и глубже, чем первый. Назир не сомневался, весь храм услышал его.
Не замедляя движений, он склонился и, обхватив покрепче, притянул Агрона к себе, прижимаясь к спине животом. Коснулся губами уха, прикусил мочку, зашептал:
— Похоже, тебе слишком нравится всё это. Ты хочешь быть услышанным. Хочешь, чтобы все знали — мы трахаемся. Скажи мне, что я неправ.
Агрон не ответил, и Назир усмехнулся.
— Значит, я прав. Ты хочешь, чтобы все знали, когда мы имеем друг друга… когда я имею тебя.
Агрон проворчал что-то на родном языке; и смысл слов стал ясен Назиру, когда германец толкнулся назад, желая принять ещё глубже.
— Можешь поиметь меня перед свистящей толпой, если до сих пор не убедился, — прошипел тот.
Слова немедленно возымели эффект. Свободной рукой Назир провёл по животу Агрона, тонкими пальцами обхватывая член.
— Ты почти на краю.
— Да.
— Как и я. Так скажи, что тебе нужно. Что приведёт тебя к разрядке?
Голос Аргона был ещё более хриплым:
— Ты, Назир. Ощущать тебя внутри, когда ты будешь кончать, вот что мне нужно. Давай же!
Дольше и Назир бы не выдержал. Он уже не мог оттягивать развязку, как не мог сдержать вздохи, срывавшиеся с губ на каждом такте. Последний рывок, глубокий и грубый, и просьба Агрона исполнилась: Назир кончил в него, так глубоко, что германец, казалось, ощутил это всем телом. Это было так отчётливо и так мощно, что сломало остатки самоконтроля, и, содрогаясь, Агрон тоже кончил сирийцу в ладонь.
На несколько минут они застыли, прижимаясь друг к другу, пока не осталось сил даже стоять. Тяжело дыша, любовники рухнули на постель, не расцепляя объятий.
— Всё, я выдохся, — прохрипел Агрон, чуть повернувшись к Назиру. — Во всех отношениях. Никуда не пойду — ни за водой, ни отмываться.
— Я тоже, — отозвался Назир и, приковав к себе взгляд германца, принялся вылизывать руку от семени.
Агрон застонал:
— Малыш, это жадность.
— Не такой уж малыш.
— Спасибо, я вполне в этом убеждён, — и оба прыснули со смеху.
Агрон задержал дыхание и перекатился на спину. Движение далось ему нелегко. Опершись на локоть, Назир следил за ним, едва сдерживая смех.
— Тебя что-то веселит?
— Твоя правда, — Назир ухмыльнулся. — Похоже, завтра твои братья поймут, кому на самом деле трудно сидеть и ходить.
Агрон не нашёл в себе сил поднять руку и схватиться за голову.
— Да уж, едва ли теперь это скроешь.
Пошарив вокруг, он отыскал край покрывала и укрыл их обоих. Назир положил голову ему на грудь и покрепче обнял любовника. Он был почти таким же изнурённым, как Агрон, глаза слипались. Уже проваливаясь в дрёму, сириец разобрал тихое сонное ворчание:
— Когда рана закроется и мы сможем поменяться ролями, ты мне за всё заплатишь. Не сомневайся, я отомщу.
Назир и не сомневался.
— Не ждал ничего другого, — пробормотал он.
И их обоих сморил сон.