Будь у меня право голоса 3/?

[Spartacus]

Название: Будь у меня право голоса (3 часть)
Автор: agggron
Оригинал: If I Had A Voice
Переводчик: their-law
Бета: Швеллер и Nerfess
Категория: слэш
Жанр: романс
Пейринг: Агрон/Назир
Рейтинг: NC-17
Размер: 3 626 слов
Предупреждения: canonAU, ненормативная лексика, принуждение
Дисклеймер: Всех имеет ДеНайт.
Саммари: Празднество в доме Батиата сводит вместе одного из гладиаторов ланисты и раба почетного гостя.
Примечание: Фик в процессе написания (готово 9 частей), перевод в процессе перевода))) Первые две части здесь.


Чтобы сразить Дурона, Агрону понадобилось лишь несколько ударов деревянным мечом. Побежденный германец лежал спиной на песке и тяжело дышал. Агрон со вздохом помог брату подняться на ноги.

– Твое счастье, что наставник не смотрел в нашу сторону, – сказал он тихо, на мгновение притянув брата поближе. – И не видел, что твоя задница уже в третий раз оказалась на долбаном песке.

После этих слов во взгляде Дурона наконец появился вызов, он оттолкнул брата и приготовился к очередной схватке. Агрон сделал то же самое, но прежде, чем они начали, звуки тренировки гладиаторов прорезал голос:

– Наставник!

Все подняли глаза к балкону, на котором стоял Батиат.

– Пришли на виллу Агрона. – Он нашел гладиатора взглядом и добавил: – Только пусть сперва помоется.

Агрон осмотрел свое тело. Кожа была покрыта грязью, песком и потом. Но зачем ему мыться прямо сейчас? И зачем его вообще вызывают?

Внезапно он понял, и его взгляд метнулся к балкону, чтобы подтвердить догадку, однако, Батиат уже исчез. Должно быть, это означает, что Агрон наконец получит награду, о которой просил. И что в этот самый момент Тиберий находится где-то на вилле. А ведь он почти забыл об этом – с тех пор, как гладиатор озвучил свое желание, прошло много дней. И вот теперь он вспомнил каждый миг своего ожидания, каждую секунду, проведенную в беспокойстве и надежде.

Агрон посмотрел на наставника, но тот лишь кивнул в ответ. Широко улыбаясь, германец всучил деревянный меч в руки Дурона, хлопнул его по плечу, а затем поспешил в баню, чтобы очистить кожу от скопившейся на ней за весь день грязи. Сердце бешено билось в его груди. Что скажет Тиберий из-за того, что он его вызвал? Покажется ли ему это странным? И помнит ли он его? Германец боялся, что Тиберий не захочет его видеть, но еще больше боялся того, что он попросту забыл, кто такой Агрон. Это было бы чувствительным ударом, учитывая, как много он сам думал о юноше с их самой первой встречи. Пусть ее начало было не из удачных, однако она переросла в нечто большее. По крайней мере, для Агрона, и он лишь надеялся, что со стороны Тиберия это взаимно.

Вскоре гладиатор подошел к воротам, отделявшим лудус от виллы. Там его уже ждала рабыня, которая открыла ему дверь. Он последовал за девушкой наверх, как в тот самый день, когда попросил свою награду. Они прошли по вилле, и она привела его в одну из больших комнат. Агрон не знал, как правильно назвать эту комнату – на его родине не было никаких вилл, но он был удивлен, что оказался в таком просторном помещении, ведь думал, что им с Тиберием предоставят для общения что-то более уединенное. Хотя, возможно, когда они встретятся, то уйдут в другое место.

Однако на том сюрпризы не закончились. Агрон осмотрел обстановку и в замешательстве нахмурился. В комнате был Тиберий – он стоял, заложив руки за спину и опустив глаза. Неподалеку от него стоял Леддиций, римлянин, чьи губы кривились в усмешке, о которой Агрону было тошно вспоминать. Кроме них в комнате присутствовал еще один человек: не Батиат, не один из домашних рабов, а кто-то другой – он стоял на коленях, его руки были связаны, а на голову был натянут холщовый мешок.

На мгновение повисла тишина, нарушаемая лишь всхлипами этого несчастного, однако вскоре жалостливые звуки стихли, когда заговорил Леддиций.

– Я был свидетелем твоего последнего боя, – сказал он спокойным голосом, как будто все они находились в совершенно обычной ситуации. – Ты поистине прекрасно продемонстрировал свое гладиаторское мастерство. Толпа орала от восторга. – Агрону казалось, что этот голос оседает на его коже мерзкой слизью. Он хотел бы избавиться от него, хотел бы вернуться туда, откуда пришел и больше не слышать от этого римлянина ни единого слова. Но он не мог, не имел права уйти. К тому же Тиберий был так близко! А Леддиций тем временем продолжал:

– Благородный Батиат сказал мне о твоем желании увидеться с моим рабом. – Агрон заметил, что после этих слов взгляд Тиберия сместился, однако, он по-прежнему не поднял глаза, чтобы посмотреть на гладиатора. – В награду за победу на арене. Как добрый сосед и близкий друг Батиата, я не смог отказать.

Агрон едва дышал. Что-то здесь было не так. Его нетерпение росло, на языке вертелись вопросы, на которые он желал получить ответы, но ему следовало помнить свое место, если он не хотел покинуть мир слишком рано. Тем более он не собирался умирать с мыслью, что рожа этого римлянина – последнее, что он увидел в своей жизни. Потому он молчал, как и полагалось рабу, и слушал, что говорит Леддиций.

– Но я не мог себе позволить не получить ничего взамен, – сказал хозяин Тиберия.

Он вышел вперед, Агрон посмотрел на него, и лишь тогда заметил в слабых, изнеженных руках римлянина оружие – два меча, настоящих, стальных и остро заточенных.

– Я запросил личное представление, и хочу, чтобы ты выступил передо мной, как на арене.

Леддиций подошел ближе и вложил в руку Агрона один из мечей. Гладиатор, сузив глаза, оценил тяжесть стали в руках, и посмотрел, как римлянин поворачивается к нему спиной и идет к человеку, стоящему на коленях. С этого положения Агрон вполне мог вонзить меч в череп Леддиция. Для этого ему понадобился бы всего один удар. Мыщцы германца напряглись, он был почти готов это сделать. Он хотел это сделать. И тут краем глаза уловил движение.

Это зашевелился Тиберий, он поднял голову и посмотрел на Агрона. Напряженное лицо гладиатора немедленно смягчилось, и он забыл о своем намерении – а когда, наконец, вспомнил, Леддиций уже сорвал холщовый мешок с головы пленника и обернулся. Момент был упущен.

– Этот раб, – пояснил римлянин, – крал у своего господина, был пойман и теперь умрет за свои преступления. – Леддиций перевел взгляд с раба на Агрона. – Ты казнишь его, как казнил бы врага Рима на песке арены.

Теперь все стало на свои места. Вот, что он должен был сделать взамен на запрошенную награду. Римлянин извлек выгоду даже из такой простой просьбы. Он взыскал для себя пользу даже из предназначенного другому. Но Агрон не претендовал на понимание того, как вершатся дела между такими людьми, как Леддиций и Батиат. И возможно, именно здесь он допустил промах. Он никогда не думал, что ему придется зарабатывать приз, который он уже заслужил. Не думал, что ему придется сделать нечто большее, чем просто попросить общество Тиберия и получить его. Не думал, что здесь будут задействованы третьи лица.

Приговоренный смотрел на германца с ужасом в глазах. И не без причины: он знал, что хоть Агрон и был гладиатором, но все же не свободным человеком и должен был выполнять, что велено.

– Кивни, если понял меня, раб, – приказал Леддиций своим мерзким голосом.

Агрон кивнул, но лицо его не было ожидаемо бесстрастным. В нем не было безразличия и покорности приказу. Серые глаза германца пылали яростью и гневом за то, что его заставляли сделать. Именно в этот момент Агрон решил, что Леддиций не получит представления, которого так жаждет. Вот уж нет! Он сделает все быстро, потому что римлянин не заслужил того, о чем просит.

Леддиций перерезал вторым мечом веревку, связывающую руки раба, освобождая его, а затем подал ему оружие. Раб поднялся на дрожащих ногах и повернулся, чтобы посмотреть на хозяина.

– Господин, – взмолился он, пытаясь снискать милосердия. Однако, несчастный обращался не к тому человеку. Ему скорее следовало просить Агрона – о том, чтобы тот даровал ему быструю безболезненную смерть.

На губах Леддиция появилась хищная улыбка.

– У тебя есть шанс побороться за свою жизнь, – сказал он приговоренному. – Не упусти его.

И человек, стоящий на пороге смерти, в последний раз сделал так, как ему было приказано. Он поднял меч в дрожащей руке и бросился на Агрона, размахивая оружием, словно ребенок. Первый удар германец отбил с легкостью, второй достал его, но зацепил лишь вскользь, оставив на плече крошечные порезы. Этого было достаточно. Агрону даже не требовалось много двигаться – он только отвел руку, чтобы тут же выбросить ее вперед, пронзая мечом голову раба через раскрытый рот и поражая его насмерть. Тело рухнуло на пол, и кровь стала вытекать из раны, собираясь возле Леддиция.

Римлянин отодвинулся на шаг от медленно увеличивающейся лужи. По выражению его лица легко становилось понятно, что он совершенно не впечатлен выступлением Агрона. Гладиатор даже подумал, что сейчас он заберет Тиберия и уйдет. Конечно, он бы расстроился из-за утраченной возможности еще когда-либо увидеть юношу, но все равно не поступил бы иначе. Даже если бы ему дали шанс, он бы так же выразил неповиновение.

Но Леддиций остался.

– Благодарю, – сказал он, хотя в его голосе не слышалось ни капли искренности.

Римлянин прошел мимо Агрона к широким дверям в дальней стене комнаты, распахнул двойные створки, и германец увидел то, что было за ними: еще одна комната с множеством подушек и одеял, разложенных на полу – Агрон в жизни не видел таких удобств.

– Иди же, гладиатор, – сказал римлянин, и посмотрел на Агрона через плечо. – Иди и возьми свою награду.

Он отступил на шаг и жестом пригласил Агрона войти, что тот и сделал с большой осторожностью, будто опасаясь какой-то ловушки. Но за дверями больше ничего не было – только шелк и подушки – вещи, столь непривычные рабу. Вероятно, поэтому Батиат и велел ему помыться, иначе он бы все здесь испачкал, и вообще выглядел бы совершенно неуместно.

Пока Агрон озирался по сторонам, Тиберий также прошел в комнату и гладиатор услышал, как двери закрылись. Он обернулся, ожидая увидеть себя и раба наедине, но Леддиций по-прежнему был в комнате. Он смотрел на Агрона. И улыбался.

И тут германец впервые заговорил – преждевременно, до того, как ему дали на то разрешение, и вероятно потому на лице Леддиция отразилось крайнее удивление.

– Что это такое? – спросил гладиатор. Он сузил глаза, и в воздухе повисло напряжение. Агрон бросил на Тиберия быстрый взгляд, надеясь узнать ответ, но раб лишь молча смотрел на него.

Леддиций усмехнулся.

– Твоя награда. Ты овладеешь моим рабом здесь, на этом полу… – он сделал жест и Тиберий шагнул вперед. – А я на вас посмотрю.

Агрон изменился в лице и медленно покачал головой. Нет, это было неправильно. Он хотел вовсе не этого. Он просил общества Тиберия, а не его тела. И римлянин не должен был на них смотреть. Он хотел услышать голос раба, прикоснуться к его коже, вспомнить какова она на ощупь, хотел вновь заглянуть в его темные глаза. И Агрон озвучил то, о чем подумал:

– Я просил не об этом.

Он повернулся, чтобы уйти, но Тиберий преградил ему путь. Гладиатор глянул на него в замешательстве, но все его попытки задать какой-либо вопрос сошли на нет, стоило Тиберию положить ладони ему на грудь.

И тогда Агрон впервые услышал, как раб заговорил.

– Смотри на меня, – прошептал Тиберий тихо, чтобы господин не услышал ни слова. Агрон замер и послушался. – Мы должны это сделать.

Юноша мягко обхватил руками лицо Агрона и притянул его к себе для поцелуя.

Прикосновение его губ вызвало у германца воспоминание об их первой встрече. Каким неуверенным был тогда Тиберий! Как долго не отвечал на поцелуй! Сейчас же он вкладывал в него всю страсть. Он был дерзок там, где колебался Агрон, и когда гладиатор почувствовал, как чужой язык пытается проникнуть в его рот, он приоткрыл губы, отвечая на поцелуй, и обнял Тиберия за талию. «Мы должны это сделать». Эти слова эхом звучали в его голове. Это лишь необходимость. Выживание. Как же ему хотелось, чтобы все было иначе!

Аккуратно придерживая лицо гладиатора, Тиберий развернул их обоих так, что Леддиций оказался за спиной Агрона, а затем стал опускаться на пол. Но не успел сделать это до конца – германец подхватил его, крепко обнял, и прижав Тиберия к своему телу, уложил на одеяло, а сам лег сверху. Пусть их заставили это сделать, но он позаботится о юноше и будет с ним нежен. Пусть это их первая и последняя близость, пусть они больше никогда не увидят друг друга, но Агрон сделает так, чтобы Тиберий запомнил его.

Пока сам он будет пытаться забыть о человеке, который стоял в стороне и наблюдал за ними.

Агрон начал действовать первым, его руки выскользнули из-под спины Тиберия и легко прошлись по талии юноши. Гладиатор лизнул верхнюю губу раба, и тот задвигался в ответ: запустил пальцы в волосы Агрона, погладил его затылок, а затем опустил ладони на лопатки и притянул к себе для поцелуя.

Гладиатор протолкнул колено между ног Тиберия и тот прижался к нему в ответном движении бедрами, от чего у Агрона сбилось дыхание. Когда их заставили участвовать в том представлении на празднестве Батиата, Тиберий вел себя очень пассивно, теперь же он был удивительно отзывчив. Вот только Агрон не знал, для кого он это делает – для него или для Леддиция.

Но ведь кожа Тиберия под его руками не смогла бы так разгорячиться по приказу. Кто бы это увидел? Кто бы заметил его ускоренное сердцебиение и участившийся пульс? Уж точно не римлянин. А Агрон чувствовал это всем своим телом, переживая то же самое. И это должно было что-то значить. Должно было.

С коротким стоном удовольствия Тиберий разорвал поцелуй. Агрон открыл глаза, пытаясь выровнять дыхание, и увидел, что взгляд темных глаз уже обращен к нему. Они смотрели друг на друга, как тогда, на арене. Как тогда, через всю комнату, когда оба были покрыты позолотой. Как тогда, в тот самый день, когда им пришлось подчиниться велениям гада Леддиция. Губы Агрона раскрылись в попытке принести извинения, но Тиберий скользнул рукой к его рту и прижал пальцы к губам, не позволяя произнести ни слова. Затем, удерживая взгляд Агрона, он провел ладонями вдоль тела гладиатора, пока не достиг пояса его сублигарии, и совсем, как в тот, самый первый раз, эти руки избавили германца от одежды. Потом Тиберий разделся сам, и они прижались телами, с восторгом ощущая друг друга голой кожей.

Их губы слились в отчаянном поцелуе. Тиберий заёрзал под Агроном и, не разрывая прикосновения губ, закинул ноги на его талию в попытке притянуть желанное тело ещё ближе. Агрон тоже придвинулся к нему так тесно, как это было возможно, хотя и чувствовал, что никогда в жизни они не будут в достаточной мере близки. Внезапно Тиберий сменил их положение – он уложил Агрона на спину, а сам уселся сверху, и германец почувствовал, как юноша что-то вкладывает в его ладонь. То, что он упустил из виду среди подушек и одеял – глиняный флакончик с маслом. Агрон сразу понял, что это такое и для чего предназначено. Он обмакнул пальцы в содержимом и провел ими вдоль позвоночника Тиберия сверху вниз, а затем еще ниже, до тех пор, пока его пальцы не проникли в тело раба. От этого нового ощущения юноша издал короткий вздох, который Агрон немедленно поймал своими губами.

Благодаря скользкому маслу его пальцы двигались в теле Тиберия совершенно свободно, и к тому времени, как он закончил, тот тяжело дышал в нетерпении и всем своим видом умолял о большем. Проявляя милосердие, германец вновь перевернул юношу на спину и закинул его ноги себе на талию. Гладиатор потянулся к флакону с маслом, но Тиберий опередил его. Он стал сам неловко размазывать жидкость по своим пальцам и это – впервые в присутствии юноши – вызвало у Агрона улыбку. Тиберий, похоже, совершено перестал себя сдерживать, и германец был очарован этим его состоянием – все те несколько секунд ровно до того момента, когда пальцы юноши обернулись вокруг его члена и прошлись по всей длине одним долгим медленным движением. Тогда улыбка исчезла с лица гладиатора, и он закрыл глаза, судорожно выдыхая.

Агрон скользнул рукой между их телами, взял запястье Тиберия и завел ему за голову, переплетая их пальцы вместе. Слегка надавив бедрами, гладиатор заставил его чуть сильнее раздвинуть колени и свободной рукой направил свой член между ног раба. Он собирался войти в его тело медленно и осторожно, но Тиберий неожиданно дернул бедрами вверх, с силой соединяя их тела и тем самым насаживаясь на член Агрона. Германец вцепился в его бедро, вжимая пальцы в плоть, заставляя их обоих замереть, чтобы не кончить раньше времени от резко накатившего удовольствия.

Спустя мгновения он поднял и вторую руку Тиберия над его головой, и, удерживая оба его запястья вместе, очень медленно качнул бедрами. Затем еще раз. И еще. Ногти Тиберия впились в кожу рук Агрона, но тот был совсем не против. Ему это нравилось. Нравилось все, что он видел и чувствовал. Срывающееся дыхание, трепещущие ресницы, колени, до синяков сжимающие его бедра. Раскрытые, просящие поцелуя губы. Агрон наклонился и накрыл их своим ртом, срывая воодушевляющий стон раба, лежавшего под ним.

И все же, на вкус Тиберия, гладиатор двигался, похоже, слишком медленно. Юноша вытащил обе руки из-под ладоней Агрона, провел ими вдоль спины гладиатора, и ухватился за его задницу, заставляя бедра германца двигаться быстрее. Если бы у Агрона хватило дыхания, он бы рассмеялся, но вместо этого, лишь запустил пальцы в волосы Тиберия, и мягко потянул за них, вызывая у юноши еще один стон. К тому времени, как они закончат, гладиатору хотелось изучить каждый звук, который способен издать Тиберий.

Агрон потерялся в движениях их тел – они вместе поднимались и опускались в созданном ими ритме. Он потерялся в ощущении скользкой от пота кожи Тиберия, в темных прядях волос, которые пропускал сквозь пальцы. Он совершенно потерялся и понял, что никогда прежде не чувствовал себя таким счастливым…

А затем его как будто грубо выдернули из переполнявших ощущений. Он почувствовал руку на своей спине. Чужую руку, которая оглаживала его мышцы, перекатывающиеся под кожей при каждом движении. Агрон остановился и прервал поцелуй. Прежде, чем он понял, что происходит, его тело напряглось под этим нежеланным прикосновением, – а затем он осознал, кто именно его трогал. Леддиций. А ведь Агрон совершенно забыл, что они не одни в этой комнате. Он полностью растворился в Тиберии и заставил себя забыть, что их принудили ко всему этому. Зато теперь ему напомнили, и к тому же весьма грубо.

Тиберий мягко взял его за подбородок и заставил вновь посмотреть в свои глаза.

– Агрон, – прошептал он, и звук собственного имени, сорвавшегося с этих губ, заставил германца сосредоточиться на юноше. На том, как прекрасен был раб. Как раскраснелось его лицо, и разметались волосы, как тяжело он дышал. На том, как он только что произнес имя Агрона, и германец в жизни не слышал звука слаще. – Не останавливайся, – продолжил юноша с едва заметной улыбкой, и этот легкий изгиб губ казался таким неуверенным, таким мимолетным и вместе с тем очаровательным. Улыбка пропала так же быстро, как и появилась, и именно это заставило Агрона прийти в себя и поклясться, что он еще увидит ее.

Они продолжили так, будто их не прерывали. Когда Леддиций протягивал свои руки и касался Агрона, тот не замечал его. Он никак не реагировал, будто вовсе их не ощущал, а лишь сильнее отдавался любви с Тиберием – потому что они делали именно это – не трахались, а занимались любовью. С Тиберием, который знал его имя. С Тиберием, в чьи темные глаза он заглядывал. С Тиберием, который не покидал снов Агрона с той самой ночи, когда они встретились.

Раб едва заметно нахмурился, раскрыл губы и Агрон почувствовал, как в его теле стало понемногу копиться напряжение. Тиберий протянул руку между их телами и принялся быстро ласкать свой член – германец животом чувствовал его движения. Он чуть сместился и принялся толкаться под более удачным углом, приближая Тиберия к разрядке, отчаянно желая увидеть, как его лицо искажается от удовольствия. Вскоре тело юноши дернулось, замерло, и он со стоном кончил. Его голос, казалось, дрожал вместе со всем телом, но именно после пережитого Тиберием оргазма Агрон увидел на его лице такую желанную улыбку.

Германцу потребовалось немного, чтобы кончить вслед за ним. Он просто не смог сдержаться, чувствуя, как Тиберий держит его в своих дрожащих объятиях, как все его тело сжимается навстречу толчкам. И когда Агрон кончал, юноша потянулся и прижался ртом к его губам, глотая стоны, срывающиеся у гладиатора.

И вот, все было кончено. Агрон хотел было отодвинуться, но Тиберий стремительно его удержал.

– Останься, – попросил он очень тихо, так, чтобы его услышал только гладиатор. И Агрон остался. Он лежал, пропуская сквозь пальцы волосы Тиберия, и это был чудесный момент близости между двумя людьми, которые, по сути, были незнакомцами, хотя и стали друг для друга намного ближе.

Интимность этого момента была нарушена голосом Леддиция:

– Мы уйдем, как только я закончу беседу с Батиатом, Тиберий. – Агрон даже не посмотрел на римлянина, он вообще не хотел видеть это лицо. – Оторвись от своего гладиатора, приведи себя в порядок и возвращайся ко мне.

– Господин, – ответил Тиберий и опустил взгляд. Агрон услышал, как дверь открылась и через мгновение закрылась.

Они впервые остались наедине.

Юноша вновь поднял на него глаза, и между ними повисла тишина, отягощенная всеми словами, что они так и не сказали друг другу.

– Тиберий, – наконец произнес Агрон, собираясь просить прощения за все на свете: за то, что произошло, за то, что попросил с ним встречи, тем самым вынудив делать то, что ему не хотелось. Но и в этот раз его извинения были прерваны на полуслове.

– Я этому рад, – прошептал Тиберий. Эти слова стали для Агрона неожиданностью, и прежде, чем он сообразил, что ответить, юноша мягко отстранился, выбираясь из-под него, с намерением последовать приказу своего господина. Неподалеку стояла миска с водой, а рядом с ней сложены куски ткани – похоже, все действительно было продумано заранее. Тиберий поднялся на дрожащих ногах, подошел к миске и стал перед ней на колени. Он смочил ткань в воде и стал медленно очищать кожу от следов их страсти. Агрон приблизился к нему, но вместо того, чтобы очиститься самому, взял еще один кусок ткани, чтобы помочь. Рука раба дрогнула и замерла, прежде чем опустить тряпку, которую он держал, и Тиберий в легкой ласке соединил их пальцы, глядя, как они соприкасаются.

Вновь последовала тишина, а затем Агрон заговорил.

– Ты снова будешь со мной, – пообещал он, и не шепотом, а сильным и уверенным голосом, в котором слышался вызов. Тиберий поднял на него полный надежды взгляд, и кивнул.

Они разъединились и в спешке надели одежду на свои усталые, разморенные тела. Никто из них не желал заработать наказание, заставляя Леддиция ждать, но перед самыми дверями они остановились, одновременно повернулись друг к другу и разделили последний, отчаянный, горячий поцелуй. Германец ухватил зубами нижнюю губу Тиберия, и это вызвало у юноши еще один стон, в котором прозвучало имя Агрона. Гладиатор хотел, чтобы этот звук длился вечность. И хотел, чтобы столько же длился их поцелуй, или же, по крайней мере, до тех пор, пока раб вновь не окажется в его объятьях.

Тиберий открыл дверь и выскользнул в нее. Агрон остался стоять на месте, смотря, как удаляется этот знакомый незнакомец, человек, которого он совсем не знал, и в то же время познал так близко. И в этот раз гладиатору не пришлось умолять о том, чтобы эти глаза на него посмотрели: они и так были прикованы к нему до последнего, а когда исчезли, Агрон начал отсчет времени – до того часа, когда увидит их вновь.