That’s what forgiveness sounds like, screaming and then silence.
Название: Будь у меня право голоса (4 и 5 часть)
Автор: agggron
Оригинал: If I Had A Voice
Переводчики: their-law и Швеллер
Бета: Nerfess
Категория: слэш
Жанр: романс
Пейринг: Агрон/Назир
Рейтинг: PG-13
Размер: 3 856 слов
Предупреждения: canonAU, ненормативная лексика, принуждение
Дисклеймер: Всех имеет ДеНайт.
Саммари: Празднество в доме Батиата сводит вместе одного из гладиаторов ланисты и раба почетного гостя.
Примечание: Фик в процессе написания (готово 10 частей), перевод в процессе перевода))) Первые две части здесь, третья часть здесь.
читать дальше4.
Тиберий двигался совершенно бездумно, и хотя выполнял все свои ежедневные обязанности, мыслями находился где-то далеко. Его взгляд был рассеян, и юноша видел перед собой лишь то, что навсегда врезалось в память: гладкий шёлк, серые глаза, золотистые веснушки.
– Тиберий! – услышал он голос. Сириец моргнул и посмотрел на девушку, стоящую рядом. Она качала головой, приподняв брови. – Ты слышал хоть что-нибудь из того, что я сказала? – спросила Чадара, перекидывая тунику через предплечье и скрещивая руки на груди. Поза девушки была грозной и слова её звучали строго, но в глазах плясали веселые искорки.
– Прости, – попытался извиниться раб, и быстро опустив взгляд на тогу в своих руках, принялся её складывать. – Этой ночью сон никак не шёл ко мне.
Это была ложь, ведь он заснул очень легко, с радостью окунувшись в свои сновидения. Прежде у него никогда не было подобных снов – в них он увидел мужчину, которого, по правде говоря, не должен был даже узнать.
– В жизни не видела худшего лжеца, – сказала Чадара после недолгого молчания, а затем, рассмеявшись, бросила в Тиберия тунику, которую держала, и та повисла на голове сирийца, скрывая его лицо. Юноша начал медленно стаскивать ее с головы, поглядывая на подругу из-за складок ткани, и когда окончательно вынырнул из них, оказалось, что он улыбается.
– Эта улыбка неспроста, – сказала девушка, наступая на него. Тиберий попятился в надежде сбежать, но лишь загнал себя в угол комнаты. – Рассказывай!
– Нечего рассказывать, – воскликнул он, но на его лице было написано совершенно иное. Тиберий поднял руки, в которых держал бельё, будто оно могло защитить его, но, конечно, это было бесполезно: Чадара потянулась к нему и принялась безжалостно пытать. Пальцы девушки впились в его бока, щекоча и заставляя задыхаться от смеха. Она была истинным порождением преисподней – так беспощадны были её пытки. Глотая ртом воздух, сириец попытался ей пригрозить:
– Ты лезешь не в своё дело, – но вряд ли она могла воспринять всерьёз его слова, учитывая, как широко он ей улыбался.
Наконец, когда Тиберий сполз по стене и съёжился, обхватив колени руками, Чадара прекратила его мучить.
– Теперь расскажешь? – спросила она, угрожающе прищурив глаза, и её тело напряглось, приготовившись к очередной атаке. Тиберий, тяжело дыша, наконец, кивнул, и Чадара уселась на пол рядом, склонившись к нему поближе и сгорая от любопытства.
Но что Тиберий мог сказать? Он попытался отыскать нужные слова, но все они звучали глупо. Чадара была его самым близким другом, и он считал, что должен без опаски рассказывать ей абсолютно все, но, несмотря на это, всё равно боялся быть осмеянным. Потому раб с большой осторожностью подобрал слова и произнёс:
– Моими мыслями завладел один мужчина.
– Мужчина? – повторила Чадара с большим интересом.
– Больше, чем мужчина, – продолжил Тиберий, и на лице его читалось искреннее восхищение. – Гладиатор.
Бог.
Чадара такого явно не ожидала. Её широко распахнутые голубые глаза сузились в смятении.
– Ты увидел его на арене? – спросила она, склонив голову вбок.
И Тиберий тут же оказался на трибуне, за спиной господина, и вновь увидел перед собой ожесточённый бой своего гладиатора. Раб вспомнил момент, когда Агрон обернулся, момент, когда он увидел Тиберия, и момент, который, казалось, длился вечность, пока они просто смотрели друг на друга, вне всяких сомнений, оба в плену воспоминаний о первой встрече.
Тиберий легко качнул головой, отгоняя видение и возвращаясь в реальность.
– Нет, мы встречались и прежде, – ответил он, перебирая пальцами край туники. – Когда я сопровождал господина в лудус. – Раб вспомнил, как впервые ощутил вкус поцелуя Агрона, как к нему прижималось теплое тело гладиатора, обнажённое, скользкое от масла и покрытое позолотой. Тиберий никогда в жизни не касался ничего прекрасней. Юноша закрыл глаза и вздохнул. Если он не будет начеку, воспоминания захватят и поглотят его. – А потом мы встретились, когда он попросил меня в награду за победу на арене.
Губы Чадары раскрылись в удивлении, а затем сложились в улыбку:
– Вы с ним…? – спросила она, намеренно не закончив вопрос, но и так было ясно, что её интересует. И когда Тиберий кивнул, девушка удивленно рассмеялась. – Кто же он? Как его зовут?
– Агрон, – ответил Тиберий. Он никогда не говорил это имя никому, кроме самого гладиатора, и даже тогда он скорее стонал. И теперь слышать имя Агрона было странно, но очень приятно, а вот то, что сириец произнёс дальше, отдавало горечью:
– Им заинтересовался господин.
Чадара посмотрела на него с пониманием и сочувствием:
– Это печально, но, возможно, и из этого можно извлечь пользу. – Она помолчала, и дотронулась до руки Тиберия. – Должно быть, он тебя любит, этот гладиатор. То, что он попросил встречи с тобой, говорит о его чувствах.
Тиберий о таком и думать не смел. Ему приходилось держать подальше такие мысли, особенно после их последней встречи, которая завершилась обещанием – Агрон сказал, что Тиберий вновь будет рядом с ним. И в его словах прозвучала такая убеждённость, такое чувство! Возможно, это была любовь, но юноша боялся об этом думать. Вдруг Агрон не сможет сдержать обещание? Что если Тиберий будет ждать до тех пор, пока не осознает, что это не было любовью, но будет слишком поздно? Он мог легко сказать, что влюбился в гладиатора, но влюбиться было так же просто, как и стать жертвой этой любви.
– И что с того? – вздохнул Тиберий, прислоняясь затылком к стене. Он уставился в потолок, не желая видеть в глазах Чадары подтверждение собственным словам. – Мы рабы из разных домов.
– Но некоторые гладиаторы завоёвывают свободу, – ответила девушка. – Возможно, твоему Агрону тоже удастся, и тогда он придёт за тобой.
Тиберий медленно повернулся к Чадаре. Его единственная во всем мире подруга улыбалась и ободряюще кивала, и в этот момент раб позволил себе крупицу надежды. Его никогда не привлекала свобода, и вот теперь он впервые получил причину желать её.
Тиберий хотел ответить Чадаре, но прежде, чем сказал хоть слово, их прервала рабыня, которая пришла за ними.
– Господин вызывает вас обоих в свои покои, – сказал она, и ушла. Реальность вернулась к ним так некстати. Вздохнув, Чадара поднялась на ноги первой и подала Тиберию руку.
– Пойдем, – сказала она, помогая ему встать. – Мечтай о своем гладиаторе. Возможно, и я помечтаю о собственном.
Тиберий улыбнулся, обнял подругу, и они вместе вышли из комнаты, чтобы приступить к своим обязанностям.
Агрон, развалившись, сидел на полу – он опирался спиной о стену и держал в руках полную миску еды. Германец тяжело дышал – на сегодняшней тренировке он выложился по полной, и всё его тело ныло от приложенных усилий. Ещё сильнее он был измучен бесконечной жарой, но там, где он сидел, переносить её было немного легче: под ним был прохладный каменный пол, а яркие солнечные лучи не пробивались в тень. Большинство гладиаторов, рассевшись за столами, болтали и ели, и Агрон был предоставлен самому себе, однако вскоре к нему подошёл брат и уселся рядом.
– Решил угробить себя на тренировке? – спросил Дурон, который выглядел куда менее утомлённым, нежели Агрон. – Выглядишь так, будто вот-вот подохнешь.
У Агрона вырвался короткий, сдавленный смешок.
– Ты-то уж точно избежишь подобной судьбы, – ответил он. – Добиваешься лишь того, чтобы тебе посильнее наваляли.
В ответ Дурон толкнул его, и между братьями завязалась короткая потасовка. Они забыли о еде и принялись вполсилы осыпать друг друга тумаками. Если бы Агрон не был таким уставшим, он бы с лёгкостью поймал Дурона в захват и быстро прекратил драку, но она и так закончилась довольно скоро. Таковы уж были их братские отношения – как ни в чём не бывало они вернулись к еде, чтобы успеть насытиться за короткое время, отведенное для обеда.
– Ты до сих пор не рассказал, как вознаградил тебя господин, – заговорил Дурон с набитым кашей ртом, – но с тех пор сражаешься, будто одержимый.
Агрон был удивлён, что брат вообще это заметил. Дурон никогда не отличался наблюдательностью, так что, возможно, эта мысль исходила от Спартака – Агрон вспомнил его взгляды на тренировках. Фракийский ублюдок был куда умнее Дурона, и вполне мог уловить связь.
Наверное, Агрон ждал слишком долго, прежде чем рассказать брату про Тиберия. Все эти несколько дней ему хотелось в одиночку, ни с кем не делясь, предаваться воспоминаниям о рабе, хранить их в своём сердце и наслаждаться пережитыми мгновениями. Но Дурон был его братом, и знал о нём всё, а сириец стал слишком большой частью жизни Агрона, чтобы скрывать её. Между ними произошло лишь несколько встреч, но Тиберий уже завладел его разумом и сердцем, а значит, брату стоило об этом узнать.
Агрон набрал в грудь воздух:
– Мне дали раба, – признался он, не в силах сдержать улыбку. Мысли о Тиберии всегда пробуждали в нём радость, несмотря на то, что их свели вместе не самые благоприятные обстоятельства. – До этого мы виделись лишь раз, и это было случайно. Я захотел увидеть его вновь, и господин исполнил моё пожелание.
Ложка Дурона замерла на полпути ко рту. Агрон повернулся к брату и наткнулся на недоверчивый взгляд.
– Воспоминания о каком-то рабе разжигают в тебе пламя во время тренировок? – фыркнул Дурон и продолжил есть. – Должно быть, хорошо потрахался.
Глаза Агрона опасно сузились. Какое-то время он смотрел на брата, а затем отвесил ему смачный подзатыльник. Голова Дурона резко качнулась вперед, и он чуть было не въехал лицом в миску с едой, но вовремя остановился – к счастью для него самого, но к сожалению для его брата, которому очень хотелось увидеть лицо младшего, перемазанное в каше.
– Он не просто какой-то, – отрезал Агрон тоном, не допускающим возражений, и этот тон был хорошо знаком Дурону. – Прояви уважение.
– Уважение к рабу? – недоверчиво спросил тот с лицом, покрасневшим от смущения и злости, но уже не пытаясь возражать – слишком серьёзен был голос Агрона.
– Нет. Уважение к тому, кому принадлежит сердце любимого брата.
Между ними воцарилось молчание. Дурон быстро повернулся к Агрону и посмотрел на него в удивлении, приподняв брови и широко раскрыв глаза. Он никогда не слышал от брата ничего подобного, тот никогда не признавался в любви к кому-то. Казалось, Дурон с трудом пытался осознать услышанное, но когда, наконец, раскрыл рот, чтобы ответить, был прерван голосом наставника, выкрикнувшего имя Агрона. Взгляд гладиатора метнулся к Эномаю.
– Тебя вызывают, – сказал наставник.
Агрон удивлённо кивнул: чего от него хочет господин? Он не привык к такому вниманию со стороны ланисты, потому воспринимал подобное отношение с подозрением. В любом случае, не оставалось ничего, кроме как повиноваться, поэтому он передал миску брату, и хлопнул того по плечу.
– Поговорим об этом позже, – сказал он, и пошел знакомой дорогой к лестнице, ведущей на виллу.
Там, как обычно, ожидала рабыня, которая повела его к Батиату. Они прошли по бесконечным коридорам, и оказались в комнате, где гладиатор прежде не бывал. Ланиста сидел за огромным столом, с головой уйдя в бумаги. Агрон редко видел что-то за пределами лудуса, и увиденное стало для него неожиданностью. А ведь ему казалось, что Батиат ведёт праздный образ жизни, предоставив дела другим, чтобы самому лишь разживаться золотом.
– Ага! – воскликнул Батиат, отрываясь от свитка пергамента. – Вот и он, мой дикий германец. – Ланиста с удовольствием произнёс это прозвище, откинулся на стуле, и, сложив руки на животе, пристально посмотрел на Агрона. – Я немного понаблюдал за сегодняшней тренировкой. Ты работаешь всё лучше и лучше.
Наверняка Агрон был вызван не для того, чтобы выслушивать комплименты по поводу тренировок, однако кивнул и просто ответил:
– Благодарю, господин.
– Также ты продолжаешь зарабатывать себе имя, – продолжил ланиста. – После встречи с тобой Леддиций покинул виллу в полном удовлетворении, а его не так-то легко ублажить.
Гладиатор предпочёл бы не вспоминать о римлянине вовсе – одно упоминание о нем вызывало у Агрона мурашки по коже. Однако он не сказал ни слова против Леддиция, да в присутствии Батиата и не посмел бы – он знал своё место и понимал, что может пострадать, если забудется. Кроме того, похоже, на данный момент, он был у господина на хорошем счету, и его устраивало такое положение дел.
Батиат поднялся со стула, подошёл к Агрону и остановился перед ним, опершись на стол.
– В свете новообретённой свободы Барки, – сказал он, скрещивая руки на груди, – я лишился телохранителя. – Он приподнял брови и в упор посмотрел на Агрона. – Возможно, у тебя на примете есть кто-то, способный стать ему на замену.
Агрон моргнул под взглядом господина. Он понял, что на самом деле Батиату не нужны были рекомендации, и что он просто хотел взять его на место Барки. Германец очень удивился, и хотя еще не освоил эту идею должным образом, с ответом нашёлся быстро:
– Я живу, чтобы служить тебе, господин.
Агрон сказал то, что от него ожидали услышать, и не имело значения, что в словах его не было искренности. Однако ланиста, кажется, удовлетворился ответом, и протянул к нему руки в почти радушном жесте.
– Тогда я буду звать тебя, когда ты будешь мне нужен, – сказал Батиат с улыбкой, и повернулся, чтобы вновь сесть за стол. – А теперь возвращайся к тренировке. – Он опустился на стул и указал на Агрона пальцем. – И отныне сражайся так, как если бы защищал своего господина.
Эти слова подвели итог их беседы, а, значит, Агрон был волен идти. Он кивнул и, привычно пробормотав на прощание «господин», развернулся и пошел за рабыней обратно в лудус. Мысли метались в голове германца. Он начинал осознавать, что его положение только что стало немного выше. Возможно, теперь Батиат с большей готовностью станет прислушиваться к нему, и Агрон сможет извлечь из этого пользу.
Пока германец спускался по деревянной лестнице на нижний уровень виллы, на губах его медленно расцветала улыбка. Казалось, теперь он стал ещё ближе к исполнению обещания, данного Тиберию. Теперь он вернёт его в свои объятия, несмотря ни на что. Возможно, при нынешнем своём положении, он сможет вновь увидеться с ним – и на этот раз без Леддиция.
5.
С тех пор, как невольничье судно доставило Агрона и его брата в порт Неаполя, он всё время был заточён в окружении высоких стен. И лудус, и арена были лишь клетками, в которых он томился. Но сейчас он шёл по улицам Капуи так, как никогда прежде. Было так странно следовать за Батиатом в качестве его телохранителя, пробираться сквозь толпу людей, сталкиваясь с ними плечами. Это были те же люди, что сидели на трибунах арены и радовались, когда он отнимал человеческую жизнь. И какими смиренными они были теперь, когда проходили по улицам или продавали свои товары прохожим, какими человечными выглядели сейчас те, кто на трибунах арены превращался в настоящих животных.
День был долгим. Агрона вызвали на виллу рано утром, для того чтобы сразу же уйти, а теперь после полудня солнце поднялось уже высоко. Гладиатор не знал, чем его господин занимается в городе, Батиат исчезал внутри всевозможных зданий, разговаривал с лавочниками, и всё время Агрон оставался настороже у входа снаружи, за пределами видимости и слышимости. Без сомнения, ланиста делал всё, чтобы обеспечить себе место на всех ближайших играх, подготовиться для очередного приёма, или стремился удовлетворить свои амбиции на пути к государственной должности. Агрона всё это не волновало, он лишь делал, что приказывали, и не задавал вопросов.
Германец был заворожен голосами вокруг. Он никогда не слышал такого шума. Вниз по улице мясник зазывал покупателей, расхваливая свежее мясо. Женщина поблизости звенела украшениями, выкрикивая заманчивые предложения. Аптекарь продавал эликсир, помогающий быстрее заснуть, гончар выставлял искусно выполненные изделия из глины, а плотник предлагал резные стулья, украшенные узорами. Никогда Агрон не видел ничего настолько вычурного, как то, что продавалось на одной улице – бесконечное число лавок, исчезающих в конце аллеи и тянущихся вдоль дорог, по которым гладиатор никогда не ходил.
Но внезапно сквозь шум прорезался особенный голос, от которого Агрон застыл, его тело напряглось, а взгляд забегал по толпе. Этот мерзкий и ядовитый голос словно просачивался под его кожу. Леддиций. Гладиатор не мог разобрать, что именно он говорит, как и увидеть, откуда доносится его голос, но тон узнал безошибочно. Как бы сильно ни хотелось Агрону избавиться от воспоминаний об этом человеке, он не мог, и вместо этого попытался найти утешение в мыслях о единственном хорошем, что было связано с римлянином – Тиберии.
Он смог отвлечься лишь на мгновение, прежде чем Леддиций появился перед ним. И тут реальность стала лучше фантазии, потому что за его спиной стоял тот самый раб, о котором думал Агрон. Тиберий выглядел совсем иначе в солнечном свете, который заставлял его кожу светиться, и придавал волосам цвет, какого Агрон никогда не видел, а потому не знал, как его назвать. И от того, как эти тёмные глаза смотрели на него, сияя от счастья, подаренного случайной встречей, всё, чего хотелось Агрону – шагнуть навстречу и схватить его в объятия. Однако в присутствии Леддиция это было невозможно.
– Какая редкость, – сказал римлянин, скользя невозмутимым взглядом по телу Агрона, – встретить гладиатора вне арены. – Леддиций поправил край висящий на руке тоги. – И спущенного с поводка. Где твой хозяин?
Агрон с трудом отвлекся от Тиберия.
– Внутри, занимается делами, – последовал короткий ответ и кивок в сторону входа.
Леддиций наклонился, чтобы заглянуть внутрь, и снова посмотрел на мужчину, стоящего перед ним. Этот внимательный взгляд всегда казался таким тяжёлым, словно прикосновение к коже неуклюжей руки, неприятное и нежеланное, но которого невозможно избежать. Чего бы он только не отдал, чтобы избавиться от него.
В этот день боги ему благоволили. Уже второй раз стоило лишь подумать, и желание сбывалось. Леддиций собрался уходить.
– Хорошо. Мне нужно с ним поговорить. Я собираюсь устроить новую встречу с тобой. – Римлянин глянул через плечо на Тиберия. – Останься здесь. Жди, когда я вернусь.
С этими словами он вошёл внутрь здания за спиной Агрона, и двое рабов остались наедине.
Серые глаза гладиатора обратились к юноше, а затем для них наступил безмолвный момент осознания, что им выпало редкое мгновение наедине, или, по крайней мере, вдали от их хозяев. И когда этот момент миновал, оба в ту же секунду кинулись друг к другу. Агрон обхватил юношу, почти отрывая его от земли, торопясь укрыться с ним в проулке сразу возле здания, в котором находились их хозяева. Гладиатор толкнул Тиберия к стене и завладел его губами в отчаянном, грубом поцелуе.
Тиберий ответил с тем же пылом. Дрожь прошла по телу Агрона, когда раб устремился навстречу поцелую, задыхаясь и обнимая гладиатора, пытаясь прижать его ближе, хотя между ними и так не осталось свободного пространства. Они так много разделили в этом прикосновении: желание, тоску, необузданное счастье видеть друг друга, ведь каждый день, проведенный в разлуке, напоминал им, как ничтожен шанс, что они когда-либо встретятся снова. В этом прикосновении была отчаянная нужда, сладость надежды и вместе с тем печаль, что всему этому придёт конец.
Однако до конца ещё далеко. Агрон поднял руку и запустил пальцы в волосы юноши, обхватывая его затылок и придерживая так, чтобы получить больше, втягивая язык Тиберия в свой рот. Раб раскрыл губы с отрывистым тихим стоном, который вызвал у германца улыбку, быстро исчезнувшую, сменившуюся почти болезненной гримасой, когда юноша обвил вокруг него ногу, и прижался к нему бёдрами. Нет, это было слишком. Агрон слегка потянул за волосы раба и прервал поцелуй, судорожно выдыхая.
– Перестань, – прошептал он. Свободная рука скользнула по боку Тиберия, повторив изгиб его ягодиц, прошлась дальше по ноге, и замерла, ухватив покрепче заднюю поверхность бедра юноши.
Сильно зажмурившись, Агрон прижался лбом ко лбу Тиберия, успокаиваясь и подавляя желание ответить на движение его бёдер. Если они продолжат, он не сможет остановиться, швырнет парня на землю и возьмёт его прямо здесь, в этом тёмном переулке.
В тишине раздался мягкий голос Тиберия:
– Что ты со мной сделал? – затаив дыхание, спросил он. Кончики его пальцев блуждали по груди Агрона. Гладиатор задрожал, и снова издал слабый вздох. – Когда я не чувствую твоих прикосновений, я думаю лишь о том, когда же смогу ощутить их вновь.
Агрон был не в силах остановить это. Он принялся снова и снова целовать губы Тиберия, а между ними шептать нежные слова.
– Тогда мы думаем об одном и том же.
И все это время мысли метались в его голове. У них так мало времени. Ему нужно придумать, как увидеться снова, найти способ, не полагаясь на случай, который свёл их сегодня. Но как? Как? Если бы только они жили в одном доме. Если бы они были свободны. Но это всё домыслы, а жестокая реальность говорит, что им не стоило поддаваться этому увлечению.
Да только Агрон уже ничего не мог поделать, чтобы прекратить это. Всё, что ему оставалось – раз за разом пытаться осуществить невозможное, чтобы увидеть этого раба в своих объятиях, пока однажды они каким-то чудом не окажутся в том месте, где на Тиберии не будет рабского ошейника, а Агрон не будет связан клеймом братства.
Гладиатор никогда не давал волю этим глупым надеждам. Рабство у римлян необратимо. Надежда вновь обрести свободу мала, но она рождала в нём мысли о чем-то неосуществимом. О том, чем бы он смог обладать, если бы им удалось скрыться от тени Рима. Это была всепоглощающая любовь, которая зародилась в тот самый момент, когда он посмотрел в тёмные глаза Тиберия, а может, в тот момент, когда увидел его кожу, покрытую позолотой, или когда губы раба коснулись его собственных в первом поцелуе. Возможно, это случилось на другой день, когда после тренировки он свалился на постель, пытаясь заснуть, но его отвлекали мысли о сирийце, смуглом незнакомце, о котором он ничего не знал... Да, должно быть, его сердце было покорено именно той ночью.
Агрон открыл глаза. Он отступил назад, и Тиберий посмотрел на него с неудовольствием от того, что губы гладиатора больше не целуют его, но Агрон должен был кое-что сказать.
– Твой господин собирается снова попросить Батиата о встрече со мной, – уверенно сказал он. – Ты должен быть с ним, когда он отправится в дом Батиата. Обещай мне это.
Тиберий растерянно нахмурил брови, но кивнул, доверившись Агрону.
– Обещаю, – мягко сказал он.
Было ясно, что у гладиатора есть план, его губы медленно растянулись в ухмылке и что-то хитрое мелькнуло в серых глазах.
– Поцелуй меня ещё раз, – попросил Агрон, – пока у нас есть на это время.
Тиберий быстро подчинился и увлёк Агрона в поцелуй, нежно прикусывая его нижнюю губу. Этот поцелуй был медленным, неторопливым, и поглотил обоих настолько, что не осталось ничего, кроме двух тел, слившихся в объятии. Но что-то прорвалось в их маленький рай – снова этот голос, который наверняка будет преследовать Агрона и в загробном мире.
– Тиберий, – резко позвал Леддиций.
С коротким взволнованным возгласом раб разорвал поцелуй и поспешил к своему господину, но Агрон остановил его, обхватив лицо юноши руками, и посмотрел в его широко раскрытые глаза.
– Помни о своём обещании, – прошептал он.
Агрон наклонился и нежно поцеловал лоб Тиберия, задержался, чтобы пригладить его волосы, скрывая свидетельства их жарких объятий. Быстро кивнув, Тиберий коснулся губ гладиатора в последний раз и выскочил на улицу. Через мгновение Агрон последовал за ним, выглядывая из-за угла, чтобы убедиться, что Леддиций отвернулся, и не видит, как он выходит из той же аллеи, в которой пропадал Тиберий. Он заметил две удаляющиеся фигуры и не отрывал взгляд от юноши, за что был вознаграждён: прежде, чем исчезнуть в толпе, тот обернулся и подарил Агрону улыбку.
Вскоре германец покинул переулок и вернулся на своё место, где должен был стоять на страже, пока Батиат не выйдет за порог. Вскоре тот появился, хотя в минуты, что прошли между уходом Тиберия и возвращением Батиата, Агрона едва ли можно было назвать надёжным телохранителем, уж слишком он увлёкся своими мыслями и мечтами о рабе, чтобы замечать то, что творится вокруг. Хотя кое-что он всё же заметил, и решил уделить этому внимание в самое ближайшее время.
Батиат вышел на улицу – очевидно, здесь дела его были окончены.
– Пойдем, Агрон, – сказал он, и пошёл вперёд. Гладиатор последовал за ним. – Ты продолжаешь доказывать свою пользу, – сказал Батиат довольным тоном. Он взглянул на германца через плечо. – Ты понравился Леддицию. Знаешь, он важный человек. Многие в Риме прислушиваются к нему. – На мгновение ланиста остановился и повернулся лицом к Агрону, словно желая убедиться, что тот слушает. – Я только поощряю его увлечение. И ты должен мне в этом помочь.
Агрон кивнул.
– Господин, – подтвердил он. Но согласился не только ради своего хозяина. Он извлечёт выгоду из увлечения Леддиция. И очень скоро.
Обрадованный ответом Агрона, Батиат хлопнул его по плечу, и они продолжили путь к следующему пункту назначения. По дороге, проходя мимо торгового лотка, гладиатор протянул руку и схватил с него нечто маленькое. Не было заплачено ни монеты, и никто не заметил исчезновение вещицы, которую он спрятал в укромном месте.
План в голове Агрона начал приобретать чёткие очертания. В ближайшее время он осуществит его, и Тиберий снова окажется рядом с ним.
Автор: agggron
Оригинал: If I Had A Voice
Переводчики: their-law и Швеллер
Бета: Nerfess
Категория: слэш
Жанр: романс
Пейринг: Агрон/Назир
Рейтинг: PG-13
Размер: 3 856 слов
Предупреждения: canonAU, ненормативная лексика, принуждение
Дисклеймер: Всех имеет ДеНайт.
Саммари: Празднество в доме Батиата сводит вместе одного из гладиаторов ланисты и раба почетного гостя.
Примечание: Фик в процессе написания (готово 10 частей), перевод в процессе перевода))) Первые две части здесь, третья часть здесь.
читать дальше4.
Тиберий двигался совершенно бездумно, и хотя выполнял все свои ежедневные обязанности, мыслями находился где-то далеко. Его взгляд был рассеян, и юноша видел перед собой лишь то, что навсегда врезалось в память: гладкий шёлк, серые глаза, золотистые веснушки.
– Тиберий! – услышал он голос. Сириец моргнул и посмотрел на девушку, стоящую рядом. Она качала головой, приподняв брови. – Ты слышал хоть что-нибудь из того, что я сказала? – спросила Чадара, перекидывая тунику через предплечье и скрещивая руки на груди. Поза девушки была грозной и слова её звучали строго, но в глазах плясали веселые искорки.
– Прости, – попытался извиниться раб, и быстро опустив взгляд на тогу в своих руках, принялся её складывать. – Этой ночью сон никак не шёл ко мне.
Это была ложь, ведь он заснул очень легко, с радостью окунувшись в свои сновидения. Прежде у него никогда не было подобных снов – в них он увидел мужчину, которого, по правде говоря, не должен был даже узнать.
– В жизни не видела худшего лжеца, – сказала Чадара после недолгого молчания, а затем, рассмеявшись, бросила в Тиберия тунику, которую держала, и та повисла на голове сирийца, скрывая его лицо. Юноша начал медленно стаскивать ее с головы, поглядывая на подругу из-за складок ткани, и когда окончательно вынырнул из них, оказалось, что он улыбается.
– Эта улыбка неспроста, – сказала девушка, наступая на него. Тиберий попятился в надежде сбежать, но лишь загнал себя в угол комнаты. – Рассказывай!
– Нечего рассказывать, – воскликнул он, но на его лице было написано совершенно иное. Тиберий поднял руки, в которых держал бельё, будто оно могло защитить его, но, конечно, это было бесполезно: Чадара потянулась к нему и принялась безжалостно пытать. Пальцы девушки впились в его бока, щекоча и заставляя задыхаться от смеха. Она была истинным порождением преисподней – так беспощадны были её пытки. Глотая ртом воздух, сириец попытался ей пригрозить:
– Ты лезешь не в своё дело, – но вряд ли она могла воспринять всерьёз его слова, учитывая, как широко он ей улыбался.
Наконец, когда Тиберий сполз по стене и съёжился, обхватив колени руками, Чадара прекратила его мучить.
– Теперь расскажешь? – спросила она, угрожающе прищурив глаза, и её тело напряглось, приготовившись к очередной атаке. Тиберий, тяжело дыша, наконец, кивнул, и Чадара уселась на пол рядом, склонившись к нему поближе и сгорая от любопытства.
Но что Тиберий мог сказать? Он попытался отыскать нужные слова, но все они звучали глупо. Чадара была его самым близким другом, и он считал, что должен без опаски рассказывать ей абсолютно все, но, несмотря на это, всё равно боялся быть осмеянным. Потому раб с большой осторожностью подобрал слова и произнёс:
– Моими мыслями завладел один мужчина.
– Мужчина? – повторила Чадара с большим интересом.
– Больше, чем мужчина, – продолжил Тиберий, и на лице его читалось искреннее восхищение. – Гладиатор.
Бог.
Чадара такого явно не ожидала. Её широко распахнутые голубые глаза сузились в смятении.
– Ты увидел его на арене? – спросила она, склонив голову вбок.
И Тиберий тут же оказался на трибуне, за спиной господина, и вновь увидел перед собой ожесточённый бой своего гладиатора. Раб вспомнил момент, когда Агрон обернулся, момент, когда он увидел Тиберия, и момент, который, казалось, длился вечность, пока они просто смотрели друг на друга, вне всяких сомнений, оба в плену воспоминаний о первой встрече.
Тиберий легко качнул головой, отгоняя видение и возвращаясь в реальность.
– Нет, мы встречались и прежде, – ответил он, перебирая пальцами край туники. – Когда я сопровождал господина в лудус. – Раб вспомнил, как впервые ощутил вкус поцелуя Агрона, как к нему прижималось теплое тело гладиатора, обнажённое, скользкое от масла и покрытое позолотой. Тиберий никогда в жизни не касался ничего прекрасней. Юноша закрыл глаза и вздохнул. Если он не будет начеку, воспоминания захватят и поглотят его. – А потом мы встретились, когда он попросил меня в награду за победу на арене.
Губы Чадары раскрылись в удивлении, а затем сложились в улыбку:
– Вы с ним…? – спросила она, намеренно не закончив вопрос, но и так было ясно, что её интересует. И когда Тиберий кивнул, девушка удивленно рассмеялась. – Кто же он? Как его зовут?
– Агрон, – ответил Тиберий. Он никогда не говорил это имя никому, кроме самого гладиатора, и даже тогда он скорее стонал. И теперь слышать имя Агрона было странно, но очень приятно, а вот то, что сириец произнёс дальше, отдавало горечью:
– Им заинтересовался господин.
Чадара посмотрела на него с пониманием и сочувствием:
– Это печально, но, возможно, и из этого можно извлечь пользу. – Она помолчала, и дотронулась до руки Тиберия. – Должно быть, он тебя любит, этот гладиатор. То, что он попросил встречи с тобой, говорит о его чувствах.
Тиберий о таком и думать не смел. Ему приходилось держать подальше такие мысли, особенно после их последней встречи, которая завершилась обещанием – Агрон сказал, что Тиберий вновь будет рядом с ним. И в его словах прозвучала такая убеждённость, такое чувство! Возможно, это была любовь, но юноша боялся об этом думать. Вдруг Агрон не сможет сдержать обещание? Что если Тиберий будет ждать до тех пор, пока не осознает, что это не было любовью, но будет слишком поздно? Он мог легко сказать, что влюбился в гладиатора, но влюбиться было так же просто, как и стать жертвой этой любви.
– И что с того? – вздохнул Тиберий, прислоняясь затылком к стене. Он уставился в потолок, не желая видеть в глазах Чадары подтверждение собственным словам. – Мы рабы из разных домов.
– Но некоторые гладиаторы завоёвывают свободу, – ответила девушка. – Возможно, твоему Агрону тоже удастся, и тогда он придёт за тобой.
Тиберий медленно повернулся к Чадаре. Его единственная во всем мире подруга улыбалась и ободряюще кивала, и в этот момент раб позволил себе крупицу надежды. Его никогда не привлекала свобода, и вот теперь он впервые получил причину желать её.
Тиберий хотел ответить Чадаре, но прежде, чем сказал хоть слово, их прервала рабыня, которая пришла за ними.
– Господин вызывает вас обоих в свои покои, – сказал она, и ушла. Реальность вернулась к ним так некстати. Вздохнув, Чадара поднялась на ноги первой и подала Тиберию руку.
– Пойдем, – сказала она, помогая ему встать. – Мечтай о своем гладиаторе. Возможно, и я помечтаю о собственном.
Тиберий улыбнулся, обнял подругу, и они вместе вышли из комнаты, чтобы приступить к своим обязанностям.
Агрон, развалившись, сидел на полу – он опирался спиной о стену и держал в руках полную миску еды. Германец тяжело дышал – на сегодняшней тренировке он выложился по полной, и всё его тело ныло от приложенных усилий. Ещё сильнее он был измучен бесконечной жарой, но там, где он сидел, переносить её было немного легче: под ним был прохладный каменный пол, а яркие солнечные лучи не пробивались в тень. Большинство гладиаторов, рассевшись за столами, болтали и ели, и Агрон был предоставлен самому себе, однако вскоре к нему подошёл брат и уселся рядом.
– Решил угробить себя на тренировке? – спросил Дурон, который выглядел куда менее утомлённым, нежели Агрон. – Выглядишь так, будто вот-вот подохнешь.
У Агрона вырвался короткий, сдавленный смешок.
– Ты-то уж точно избежишь подобной судьбы, – ответил он. – Добиваешься лишь того, чтобы тебе посильнее наваляли.
В ответ Дурон толкнул его, и между братьями завязалась короткая потасовка. Они забыли о еде и принялись вполсилы осыпать друг друга тумаками. Если бы Агрон не был таким уставшим, он бы с лёгкостью поймал Дурона в захват и быстро прекратил драку, но она и так закончилась довольно скоро. Таковы уж были их братские отношения – как ни в чём не бывало они вернулись к еде, чтобы успеть насытиться за короткое время, отведенное для обеда.
– Ты до сих пор не рассказал, как вознаградил тебя господин, – заговорил Дурон с набитым кашей ртом, – но с тех пор сражаешься, будто одержимый.
Агрон был удивлён, что брат вообще это заметил. Дурон никогда не отличался наблюдательностью, так что, возможно, эта мысль исходила от Спартака – Агрон вспомнил его взгляды на тренировках. Фракийский ублюдок был куда умнее Дурона, и вполне мог уловить связь.
Наверное, Агрон ждал слишком долго, прежде чем рассказать брату про Тиберия. Все эти несколько дней ему хотелось в одиночку, ни с кем не делясь, предаваться воспоминаниям о рабе, хранить их в своём сердце и наслаждаться пережитыми мгновениями. Но Дурон был его братом, и знал о нём всё, а сириец стал слишком большой частью жизни Агрона, чтобы скрывать её. Между ними произошло лишь несколько встреч, но Тиберий уже завладел его разумом и сердцем, а значит, брату стоило об этом узнать.
Агрон набрал в грудь воздух:
– Мне дали раба, – признался он, не в силах сдержать улыбку. Мысли о Тиберии всегда пробуждали в нём радость, несмотря на то, что их свели вместе не самые благоприятные обстоятельства. – До этого мы виделись лишь раз, и это было случайно. Я захотел увидеть его вновь, и господин исполнил моё пожелание.
Ложка Дурона замерла на полпути ко рту. Агрон повернулся к брату и наткнулся на недоверчивый взгляд.
– Воспоминания о каком-то рабе разжигают в тебе пламя во время тренировок? – фыркнул Дурон и продолжил есть. – Должно быть, хорошо потрахался.
Глаза Агрона опасно сузились. Какое-то время он смотрел на брата, а затем отвесил ему смачный подзатыльник. Голова Дурона резко качнулась вперед, и он чуть было не въехал лицом в миску с едой, но вовремя остановился – к счастью для него самого, но к сожалению для его брата, которому очень хотелось увидеть лицо младшего, перемазанное в каше.
– Он не просто какой-то, – отрезал Агрон тоном, не допускающим возражений, и этот тон был хорошо знаком Дурону. – Прояви уважение.
– Уважение к рабу? – недоверчиво спросил тот с лицом, покрасневшим от смущения и злости, но уже не пытаясь возражать – слишком серьёзен был голос Агрона.
– Нет. Уважение к тому, кому принадлежит сердце любимого брата.
Между ними воцарилось молчание. Дурон быстро повернулся к Агрону и посмотрел на него в удивлении, приподняв брови и широко раскрыв глаза. Он никогда не слышал от брата ничего подобного, тот никогда не признавался в любви к кому-то. Казалось, Дурон с трудом пытался осознать услышанное, но когда, наконец, раскрыл рот, чтобы ответить, был прерван голосом наставника, выкрикнувшего имя Агрона. Взгляд гладиатора метнулся к Эномаю.
– Тебя вызывают, – сказал наставник.
Агрон удивлённо кивнул: чего от него хочет господин? Он не привык к такому вниманию со стороны ланисты, потому воспринимал подобное отношение с подозрением. В любом случае, не оставалось ничего, кроме как повиноваться, поэтому он передал миску брату, и хлопнул того по плечу.
– Поговорим об этом позже, – сказал он, и пошел знакомой дорогой к лестнице, ведущей на виллу.
Там, как обычно, ожидала рабыня, которая повела его к Батиату. Они прошли по бесконечным коридорам, и оказались в комнате, где гладиатор прежде не бывал. Ланиста сидел за огромным столом, с головой уйдя в бумаги. Агрон редко видел что-то за пределами лудуса, и увиденное стало для него неожиданностью. А ведь ему казалось, что Батиат ведёт праздный образ жизни, предоставив дела другим, чтобы самому лишь разживаться золотом.
– Ага! – воскликнул Батиат, отрываясь от свитка пергамента. – Вот и он, мой дикий германец. – Ланиста с удовольствием произнёс это прозвище, откинулся на стуле, и, сложив руки на животе, пристально посмотрел на Агрона. – Я немного понаблюдал за сегодняшней тренировкой. Ты работаешь всё лучше и лучше.
Наверняка Агрон был вызван не для того, чтобы выслушивать комплименты по поводу тренировок, однако кивнул и просто ответил:
– Благодарю, господин.
– Также ты продолжаешь зарабатывать себе имя, – продолжил ланиста. – После встречи с тобой Леддиций покинул виллу в полном удовлетворении, а его не так-то легко ублажить.
Гладиатор предпочёл бы не вспоминать о римлянине вовсе – одно упоминание о нем вызывало у Агрона мурашки по коже. Однако он не сказал ни слова против Леддиция, да в присутствии Батиата и не посмел бы – он знал своё место и понимал, что может пострадать, если забудется. Кроме того, похоже, на данный момент, он был у господина на хорошем счету, и его устраивало такое положение дел.
Батиат поднялся со стула, подошёл к Агрону и остановился перед ним, опершись на стол.
– В свете новообретённой свободы Барки, – сказал он, скрещивая руки на груди, – я лишился телохранителя. – Он приподнял брови и в упор посмотрел на Агрона. – Возможно, у тебя на примете есть кто-то, способный стать ему на замену.
Агрон моргнул под взглядом господина. Он понял, что на самом деле Батиату не нужны были рекомендации, и что он просто хотел взять его на место Барки. Германец очень удивился, и хотя еще не освоил эту идею должным образом, с ответом нашёлся быстро:
– Я живу, чтобы служить тебе, господин.
Агрон сказал то, что от него ожидали услышать, и не имело значения, что в словах его не было искренности. Однако ланиста, кажется, удовлетворился ответом, и протянул к нему руки в почти радушном жесте.
– Тогда я буду звать тебя, когда ты будешь мне нужен, – сказал Батиат с улыбкой, и повернулся, чтобы вновь сесть за стол. – А теперь возвращайся к тренировке. – Он опустился на стул и указал на Агрона пальцем. – И отныне сражайся так, как если бы защищал своего господина.
Эти слова подвели итог их беседы, а, значит, Агрон был волен идти. Он кивнул и, привычно пробормотав на прощание «господин», развернулся и пошел за рабыней обратно в лудус. Мысли метались в голове германца. Он начинал осознавать, что его положение только что стало немного выше. Возможно, теперь Батиат с большей готовностью станет прислушиваться к нему, и Агрон сможет извлечь из этого пользу.
Пока германец спускался по деревянной лестнице на нижний уровень виллы, на губах его медленно расцветала улыбка. Казалось, теперь он стал ещё ближе к исполнению обещания, данного Тиберию. Теперь он вернёт его в свои объятия, несмотря ни на что. Возможно, при нынешнем своём положении, он сможет вновь увидеться с ним – и на этот раз без Леддиция.
5.
С тех пор, как невольничье судно доставило Агрона и его брата в порт Неаполя, он всё время был заточён в окружении высоких стен. И лудус, и арена были лишь клетками, в которых он томился. Но сейчас он шёл по улицам Капуи так, как никогда прежде. Было так странно следовать за Батиатом в качестве его телохранителя, пробираться сквозь толпу людей, сталкиваясь с ними плечами. Это были те же люди, что сидели на трибунах арены и радовались, когда он отнимал человеческую жизнь. И какими смиренными они были теперь, когда проходили по улицам или продавали свои товары прохожим, какими человечными выглядели сейчас те, кто на трибунах арены превращался в настоящих животных.
День был долгим. Агрона вызвали на виллу рано утром, для того чтобы сразу же уйти, а теперь после полудня солнце поднялось уже высоко. Гладиатор не знал, чем его господин занимается в городе, Батиат исчезал внутри всевозможных зданий, разговаривал с лавочниками, и всё время Агрон оставался настороже у входа снаружи, за пределами видимости и слышимости. Без сомнения, ланиста делал всё, чтобы обеспечить себе место на всех ближайших играх, подготовиться для очередного приёма, или стремился удовлетворить свои амбиции на пути к государственной должности. Агрона всё это не волновало, он лишь делал, что приказывали, и не задавал вопросов.
Германец был заворожен голосами вокруг. Он никогда не слышал такого шума. Вниз по улице мясник зазывал покупателей, расхваливая свежее мясо. Женщина поблизости звенела украшениями, выкрикивая заманчивые предложения. Аптекарь продавал эликсир, помогающий быстрее заснуть, гончар выставлял искусно выполненные изделия из глины, а плотник предлагал резные стулья, украшенные узорами. Никогда Агрон не видел ничего настолько вычурного, как то, что продавалось на одной улице – бесконечное число лавок, исчезающих в конце аллеи и тянущихся вдоль дорог, по которым гладиатор никогда не ходил.
Но внезапно сквозь шум прорезался особенный голос, от которого Агрон застыл, его тело напряглось, а взгляд забегал по толпе. Этот мерзкий и ядовитый голос словно просачивался под его кожу. Леддиций. Гладиатор не мог разобрать, что именно он говорит, как и увидеть, откуда доносится его голос, но тон узнал безошибочно. Как бы сильно ни хотелось Агрону избавиться от воспоминаний об этом человеке, он не мог, и вместо этого попытался найти утешение в мыслях о единственном хорошем, что было связано с римлянином – Тиберии.
Он смог отвлечься лишь на мгновение, прежде чем Леддиций появился перед ним. И тут реальность стала лучше фантазии, потому что за его спиной стоял тот самый раб, о котором думал Агрон. Тиберий выглядел совсем иначе в солнечном свете, который заставлял его кожу светиться, и придавал волосам цвет, какого Агрон никогда не видел, а потому не знал, как его назвать. И от того, как эти тёмные глаза смотрели на него, сияя от счастья, подаренного случайной встречей, всё, чего хотелось Агрону – шагнуть навстречу и схватить его в объятия. Однако в присутствии Леддиция это было невозможно.
– Какая редкость, – сказал римлянин, скользя невозмутимым взглядом по телу Агрона, – встретить гладиатора вне арены. – Леддиций поправил край висящий на руке тоги. – И спущенного с поводка. Где твой хозяин?
Агрон с трудом отвлекся от Тиберия.
– Внутри, занимается делами, – последовал короткий ответ и кивок в сторону входа.
Леддиций наклонился, чтобы заглянуть внутрь, и снова посмотрел на мужчину, стоящего перед ним. Этот внимательный взгляд всегда казался таким тяжёлым, словно прикосновение к коже неуклюжей руки, неприятное и нежеланное, но которого невозможно избежать. Чего бы он только не отдал, чтобы избавиться от него.
В этот день боги ему благоволили. Уже второй раз стоило лишь подумать, и желание сбывалось. Леддиций собрался уходить.
– Хорошо. Мне нужно с ним поговорить. Я собираюсь устроить новую встречу с тобой. – Римлянин глянул через плечо на Тиберия. – Останься здесь. Жди, когда я вернусь.
С этими словами он вошёл внутрь здания за спиной Агрона, и двое рабов остались наедине.
Серые глаза гладиатора обратились к юноше, а затем для них наступил безмолвный момент осознания, что им выпало редкое мгновение наедине, или, по крайней мере, вдали от их хозяев. И когда этот момент миновал, оба в ту же секунду кинулись друг к другу. Агрон обхватил юношу, почти отрывая его от земли, торопясь укрыться с ним в проулке сразу возле здания, в котором находились их хозяева. Гладиатор толкнул Тиберия к стене и завладел его губами в отчаянном, грубом поцелуе.
Тиберий ответил с тем же пылом. Дрожь прошла по телу Агрона, когда раб устремился навстречу поцелую, задыхаясь и обнимая гладиатора, пытаясь прижать его ближе, хотя между ними и так не осталось свободного пространства. Они так много разделили в этом прикосновении: желание, тоску, необузданное счастье видеть друг друга, ведь каждый день, проведенный в разлуке, напоминал им, как ничтожен шанс, что они когда-либо встретятся снова. В этом прикосновении была отчаянная нужда, сладость надежды и вместе с тем печаль, что всему этому придёт конец.
Однако до конца ещё далеко. Агрон поднял руку и запустил пальцы в волосы юноши, обхватывая его затылок и придерживая так, чтобы получить больше, втягивая язык Тиберия в свой рот. Раб раскрыл губы с отрывистым тихим стоном, который вызвал у германца улыбку, быстро исчезнувшую, сменившуюся почти болезненной гримасой, когда юноша обвил вокруг него ногу, и прижался к нему бёдрами. Нет, это было слишком. Агрон слегка потянул за волосы раба и прервал поцелуй, судорожно выдыхая.
– Перестань, – прошептал он. Свободная рука скользнула по боку Тиберия, повторив изгиб его ягодиц, прошлась дальше по ноге, и замерла, ухватив покрепче заднюю поверхность бедра юноши.
Сильно зажмурившись, Агрон прижался лбом ко лбу Тиберия, успокаиваясь и подавляя желание ответить на движение его бёдер. Если они продолжат, он не сможет остановиться, швырнет парня на землю и возьмёт его прямо здесь, в этом тёмном переулке.
В тишине раздался мягкий голос Тиберия:
– Что ты со мной сделал? – затаив дыхание, спросил он. Кончики его пальцев блуждали по груди Агрона. Гладиатор задрожал, и снова издал слабый вздох. – Когда я не чувствую твоих прикосновений, я думаю лишь о том, когда же смогу ощутить их вновь.
Агрон был не в силах остановить это. Он принялся снова и снова целовать губы Тиберия, а между ними шептать нежные слова.
– Тогда мы думаем об одном и том же.
И все это время мысли метались в его голове. У них так мало времени. Ему нужно придумать, как увидеться снова, найти способ, не полагаясь на случай, который свёл их сегодня. Но как? Как? Если бы только они жили в одном доме. Если бы они были свободны. Но это всё домыслы, а жестокая реальность говорит, что им не стоило поддаваться этому увлечению.
Да только Агрон уже ничего не мог поделать, чтобы прекратить это. Всё, что ему оставалось – раз за разом пытаться осуществить невозможное, чтобы увидеть этого раба в своих объятиях, пока однажды они каким-то чудом не окажутся в том месте, где на Тиберии не будет рабского ошейника, а Агрон не будет связан клеймом братства.
Гладиатор никогда не давал волю этим глупым надеждам. Рабство у римлян необратимо. Надежда вновь обрести свободу мала, но она рождала в нём мысли о чем-то неосуществимом. О том, чем бы он смог обладать, если бы им удалось скрыться от тени Рима. Это была всепоглощающая любовь, которая зародилась в тот самый момент, когда он посмотрел в тёмные глаза Тиберия, а может, в тот момент, когда увидел его кожу, покрытую позолотой, или когда губы раба коснулись его собственных в первом поцелуе. Возможно, это случилось на другой день, когда после тренировки он свалился на постель, пытаясь заснуть, но его отвлекали мысли о сирийце, смуглом незнакомце, о котором он ничего не знал... Да, должно быть, его сердце было покорено именно той ночью.
Агрон открыл глаза. Он отступил назад, и Тиберий посмотрел на него с неудовольствием от того, что губы гладиатора больше не целуют его, но Агрон должен был кое-что сказать.
– Твой господин собирается снова попросить Батиата о встрече со мной, – уверенно сказал он. – Ты должен быть с ним, когда он отправится в дом Батиата. Обещай мне это.
Тиберий растерянно нахмурил брови, но кивнул, доверившись Агрону.
– Обещаю, – мягко сказал он.
Было ясно, что у гладиатора есть план, его губы медленно растянулись в ухмылке и что-то хитрое мелькнуло в серых глазах.
– Поцелуй меня ещё раз, – попросил Агрон, – пока у нас есть на это время.
Тиберий быстро подчинился и увлёк Агрона в поцелуй, нежно прикусывая его нижнюю губу. Этот поцелуй был медленным, неторопливым, и поглотил обоих настолько, что не осталось ничего, кроме двух тел, слившихся в объятии. Но что-то прорвалось в их маленький рай – снова этот голос, который наверняка будет преследовать Агрона и в загробном мире.
– Тиберий, – резко позвал Леддиций.
С коротким взволнованным возгласом раб разорвал поцелуй и поспешил к своему господину, но Агрон остановил его, обхватив лицо юноши руками, и посмотрел в его широко раскрытые глаза.
– Помни о своём обещании, – прошептал он.
Агрон наклонился и нежно поцеловал лоб Тиберия, задержался, чтобы пригладить его волосы, скрывая свидетельства их жарких объятий. Быстро кивнув, Тиберий коснулся губ гладиатора в последний раз и выскочил на улицу. Через мгновение Агрон последовал за ним, выглядывая из-за угла, чтобы убедиться, что Леддиций отвернулся, и не видит, как он выходит из той же аллеи, в которой пропадал Тиберий. Он заметил две удаляющиеся фигуры и не отрывал взгляд от юноши, за что был вознаграждён: прежде, чем исчезнуть в толпе, тот обернулся и подарил Агрону улыбку.
Вскоре германец покинул переулок и вернулся на своё место, где должен был стоять на страже, пока Батиат не выйдет за порог. Вскоре тот появился, хотя в минуты, что прошли между уходом Тиберия и возвращением Батиата, Агрона едва ли можно было назвать надёжным телохранителем, уж слишком он увлёкся своими мыслями и мечтами о рабе, чтобы замечать то, что творится вокруг. Хотя кое-что он всё же заметил, и решил уделить этому внимание в самое ближайшее время.
Батиат вышел на улицу – очевидно, здесь дела его были окончены.
– Пойдем, Агрон, – сказал он, и пошёл вперёд. Гладиатор последовал за ним. – Ты продолжаешь доказывать свою пользу, – сказал Батиат довольным тоном. Он взглянул на германца через плечо. – Ты понравился Леддицию. Знаешь, он важный человек. Многие в Риме прислушиваются к нему. – На мгновение ланиста остановился и повернулся лицом к Агрону, словно желая убедиться, что тот слушает. – Я только поощряю его увлечение. И ты должен мне в этом помочь.
Агрон кивнул.
– Господин, – подтвердил он. Но согласился не только ради своего хозяина. Он извлечёт выгоду из увлечения Леддиция. И очень скоро.
Обрадованный ответом Агрона, Батиат хлопнул его по плечу, и они продолжили путь к следующему пункту назначения. По дороге, проходя мимо торгового лотка, гладиатор протянул руку и схватил с него нечто маленькое. Не было заплачено ни монеты, и никто не заметил исчезновение вещицы, которую он спрятал в укромном месте.
План в голове Агрона начал приобретать чёткие очертания. В ближайшее время он осуществит его, и Тиберий снова окажется рядом с ним.
@темы: Перевод, Фанфик, Агрон /Agron/, Назир /Nasir/
-
-
14.06.2012 в 05:22-
-
14.06.2012 в 11:53Ох уж этот Ледиций, хоть не Коссутий и слава богу)
-
-
14.06.2012 в 15:36-
-
14.06.2012 в 19:38-
-
14.06.2012 в 22:32-
-
24.08.2012 в 17:52а продолжение вообще планируется?
-
-
31.08.2012 в 13:55-
-
31.08.2012 в 15:40-
-
18.08.2015 в 04:05